Основной конкурс (5 конкурс)
Шрифт:
– Бергер что за шутки, открывай!
– Мальчик мой, мне жаль, но твой дядя приказал, – Бергер сделал паузу, – как давно ты начал принимать «лазурин»!?
Тим развел руками:
– Что за бред?
– Это твоя иллюзия, понимаю.
– Открой!
– Прости Тим, ты теперь наш пациент.
– Ты хочешь сказать дядя специально?
Он вспоминал звонок, предложение работы. Дядя правда все время скрывал что работает с лазуритами, а тут вдруг… А если? Нет. Уволился работник, и открылась вакансия, дядя долго присматривался к нему…Тим вспоминал слова,
– Бергер, это розыгрыш, открывай!
– Я на твои штучки не поддамся, я тертый калач. Пять лет кодировщиком, знаешь ли, меня на болтовню не возьмешь.
Тим сел на кровать, пытаясь уложить в голове все варианты развития событий. Мысли из неясных обрывков складывались в последовательную логическую цепочку:
«Рано или поздно мной займутся специалисты и все проясниться. А что пока?».
Он посидел немного, потом крикнул:
– Бергер, а у вас баллончики есть с краской? Палаты у вас зело скучные.
Тишина.
Дверь тихонько приоткрылась и в проеме показалась полуседая голова Бергера. Тим
скрестил руки на груди.
– А ты ничего так, – Бергер улыбнулся, – а производишь впечатление задохлика.
– Так я свободен?
– Ладно, пошли, – старик похлопал его плечу, – прошел посвящение.
– И что, это все? Я то думал…
– Не хорохорься. Психика вещь тонкая, с этим не шутят, – и добавил, - ты уж прости, проверка - обязательна. Впечатлительным ребятам здесь не место.
Бергер повернул обратно к лифту:
– Поедем в центр. Здесь все понятно.
Они зашли в полупрозрачный куб.
– А зачем проверка то? – Тим снял бейсболку и провел рукой по светло рыжим непослушным вихрам.
– Лазуритов здесь не зря держат. Они способны не только убивать других или себя. Они еще всех норовят в свою братию перетянуть. Подбираются к людям в сложные моменты, посочувствовать так сказать, подбросить «лазурин», поддержать, наплести что-то в стиле «нужно быть сильным» или «забей, все не важно» ну или классическое «да, мир-дерьмо». Иногда то, что они говорят, действительно кажется здравым. Правда есть одно «но»: их советы, как правило, не помогают решать проблем, скорее – уйти от них. Но стоит поверить и проглотить таблетку, работа твоего мозга искажается, а дальше – пиши пропало: иногда даже одного приема бывает достаточно.
– Таким Макаром лазуриты способны планету заполнить. – Тим задумался.
– Как же кодировщики их вычисляют, хватают всех сочувствующих?
– Различить их несложно: то, что они говорят, расходиться с тем, что они делают, и то, что они «видят » расходится с тем, что происходит на самом деле. Приходиться, конечно, подбираться к ним близко. Это очень опасная работа.
Тим вспомнил Татьяну: сердце сжалось, забилось взволнованно.
– И что, вылечить это нельзя?
Бергер пожал плечами:
– Наши доктора уж тут с ними бьются, но ты знаешь главное: сам пациент. Невозможно
вылечить психа, если он не признает, что псих, алкоголика, если он не признает…Ну ты понял.
– Я вот одного не понимаю, лазуриты знают, что это клиника?
Бергер покачал головой, посмотрел на Тима, как на ребенка:
– Конечно, нет. В этом и принцип кодирования. Уж современные ученые здесь хорошо поработали. Придумали, как вклиниться в поток воображаемых сигналов. Поэтому стены в клинике белые – чтобы импульсы идущие от зрительных рецепторов не перебивали картинки, посылаемые в мозг координароторами. Все наши пациенты живут в стопроцентно воображаемом мире. Это красивый мир: для кого-то красочный, для кого-то романтичный, для кого-то странный. Картинки преломляются в сознании лазуритов и окрашиваются в свой индивидуальный оттенок. Правда в реальности с ними практически ничего не происходит…
– Получается, они проживают жизнь впустую?
– Они радуются, тоскуют, переживают, влюбляются, - этот водоворот эмоций, чаще всего надуманных, создает иллюзию движения, наполненности, иллюзию жизни…
Бергер остановился перед высокой металлической дверью.
– Ты жди меня здесь. Я кое-какие вопросы в центре улажу, потом продолжим с тобой.
Уверенными шагами он вошел в дверь. Тим прошелся по коридору, заглянул в блокнот. Железная дверь открылась и оттуда вышла…Татьяна. Она подошла к пареньку и улыбнулась.
– Простите, я сегодня как-то нелепо от вас скрылась, мы даже с вами не познакомились.
– Тим, Тимофей, – пробормотал парень, протягивая руку.
Она коснулась его ладони холодными тонкими пальцами.
– Татьяна Ли, кодировщик, – девушка огляделась. – А где Бергер?
Тим указал на дверь.
– В центре? Что он там делает? Пациентам туда нельзя.
– Как? – парень оцепенел.
– Бергер?
– А вы не знали?
– Но, – нерешительно начал Тим, – он мне сказал, что это вы – пациентка.
Татьяна засмеялась мелодичным заливистым смехом.
– Это вполне в его духе. Бергер абсолютно уверен, что персонал клиники – это пациенты, и наоборот.
– Вы знаете, а я ему поверил, – смущенно произнес Тим, любуясь ее миловидным
личиком.
Он почувствовал себя таким нескладным, несмышленым рядом с ней. Девушка излучала уверенность, она осмотрелась и предложила:
– Может, пройдем в мой кабинет?
Тим робко кивнул.
Они зашли в небольшую комнатку, в центре которой стоял стол, заваленный папками и два стула. Из комнаты выходила еще одна дверь. Тим осторожно заглянул в нее и увидел кровать и журнальный столик.
– Вы живете здесь? – спросил он.
– Да, вы же знаете, клиника отдалена от всех населенных пунктов
Татьяна села на стул и вопросительно посмотрела на него:
– А вы значит наш новый сотрудник?
– Да, хотя Бергер и меня пытался в пациенты записать.
Татьяна кивнула:
– Да с ним не соскучишься. Живет в своем странном мирке, бедняга…
– Вам здесь нравиться?
– Здесь не так уж плохо, – она осмотрелась, – тепло, уютно и цвет я подобрала для стен приятный – бирюзовый.