Основной закон 2
Шрифт:
Валерик, изобразив на лице радушие, тщательно ловил все оттенки эмоций гостя. Похвалы что девушкам, что пирогу, были совершенно искренними.
– Скажите, господин Меркушин, кто испёк этот пирог? Та симпатичная рыженькая или эта прекрасная блондинка? Я хотел бы лично выразить своё восхищение мастерством хозяйки.
– Ни та не другая, - улыбнулся Валерик. – Пирог испёк я.
– Серьёзно? Вы меня не разыгрываете? – неподдельно изумился мужичок. – В таком случае могу сказать вам, что вы являетесь обладателем сразу многих талантов. Если бы этот шедевр отведали в лучшем ресторане Бёрна,
Он поднялся, вынуждая встать и Валерика, и почтительно, с поклоном, пожал тому руку. Усаживаясь на место, добавил:
– Меня трудно чем-нибудь удивить, но вам, господин Меркушин, это, безусловно, удалось. Впрочем, я приехал к вам не ради вашего пирога, хотя он и стоит того, чтобы отправиться за ним даже из Швейцарии. Может, вы и не замечаете этого, но вас весьма неплохо охраняют. Сотруднику посольства, независимо от государства, которое он представляет, добраться к вам очень нелегко. Насколько мне известно, попыток было совершено немало, но все они закончились безрезультатно. Мне удалось попасть сюда с большим трудом. Вот это всё, - он поморщился и встряхнул руками, демонстрируя короткие, словно подстреленные, рукава пиджака и отношение к ним, - маскировка, которая потребовалась, чтобы миновать посты службы безопасности. Видели бы вы ту развалюху, за рулем которой мне пришлось ехать! Впрочем, жаловаться на трудности не к лицу мужчине. Я рассказал об этом лишь для того, чтобы вы осознали, насколько плотный зонтик держит над вами кей-джи-би.
Господин Грюневальд поёрзал на жесткой скамье, устраиваясь поудобнее, покосился на недоеденный кусок пирога и с явным внутренним усилием отодвинул тарелку подальше.
– Откровенно говоря, - продолжил он, - я ожидал увидеть на этом месте что-то более солидное: шикарный особняк хотя бы в пару этажей, английский парк, прислугу. Нормальную дорогу, наконец. Здесь прекрасное место, но совершенно дикое, необустроенное. Вы живете, уж простите, словно… словно какой-нибудь фермер. Неужели ваше государство вас так низко ценит?
– Господин Грюневальд, - улыбнулся в ответ целитель улыбкой Конфуция. – Не думаете ли вы, что ситуация, когда цену тебе назначает кто-то другой, выглядит оскорбительно? От этого недалеко и до натурального рабства, ведь если тебе определена цена, то ты автоматически становишься товаром.
– Но всё-таки, я поражен, - не успокаивался гость, - по нашим меркам доктор, который способен делать уникальные вещи, лечить неизлечимые болезни, должен иметь возможность жить пусть не как король, но как герцог – уж точно. А вы существуете почти что в нищете.
Ах, господин Грюневальд, - покачал головой Валерик. – я заключил с государством договор. Четкий, прозрачный, без двусмысленностей и мелкого текста в сносках. И сам назначил цену. А государство эту цену, без малейшей попытки обмануть заплатило. К примеру, специально для меня к этому дому была проведена линия электропередачи. И за то время, что я здесь живу, не случилось ни одного перебоя с электричеством. Уверен: если бы я попросил особняк или даже дворец, я бы это получил. Но зачем дворец для одного человека? Он и для троих-то велик. А гулять я предпочитаю не по комнатам и коридорам, а по живому лесу.
– В этом случае, - в свою очередь покачал головой гость, - мне остаётся лишь развести руками. Вы скромны сверх всякой меры. Но что вы оставите детям, когда они у вас, несомненно, появятся?
– Когда появятся, тогда и буду думать, - махнул рукой целитель. – Денег у меня достаточно для того, чтобы их не считать. Яхты и частные самолёты мне пока не нужны, гедонизмом я не страдаю, а для удовлетворения базовых физиологических потребностей нужно, по сути, не так уж и много.
Швейцарец хитро прищурился:
– А как вы удовлетворяете своё профессиональное самолюбие? Как унимаете исследовательский зуд? В конце концов, раз уж вы такой альтруист, наверняка у вас возникает желание спасти, вылечить как можно больше людей.
– Вот в этом вы правы, - серьёзно ответил Валерик, - мои силы ограничены. Я делаю то, что могу и вынужден довольствоваться этим.
Господин Грюневальд победно улыбнулся:
– И здесь моя страна вполне может вам помочь. Мы дадим вам возможность лечить втрое, вдесятеро больше людей. И пусть вы не сможете осчастливить всех до единого на планете, но ваше чувство социальной справедливости будет, я думаю, удовлетворено.
Валерик задумался.
– И для этого, надо полагать, мне придется переехать на жительство в Швейцарию? – уточнил он.
Гость посерьезнел: начинался тот самый торг, ради которого он и приехал в эту глушь.
– Разумеется, подтвердил он.
– Ваших помощниц можете взять с собой, им будут обеспечены все условия для комфортной жизни.
– А как это будет выглядеть с точки зрения морали?
– Не унимался целитель. – Мне ведь придётся нарушить договор. По сути, совершить предательство. Можно назвать это любыми словами, но суть не поменяется.
Швейцарец задавил всплеснувшую было радость: клюёт! А как отвечать он знал: не зря две недели шла проработка возможных вариантов развития разговора:
– Вашему чувству ответственности можно лишь позавидовать. Но сейчас у вас возникает дилемма: долг перед государством и долг перед человечеством. Я, признаться, не столь щепетилен, в моём представлении выбор однозначен. Вам же предстоит сделать его самостоятельно.
Целитель потёр ладонью наморщенный лоб:
– Допустим, я соглашусь. Но вы ведь понимаете, что тот самый кей-джи-би, который вас так пугает, вместе с другими государственными службами, не позволят мне выехать за пределы страны. Конечно, государство соблюдает наш договор. Но при этом оно ещё и следит, чтобы я так же соблюдал его в полном объёме.
– Пусть это вас не волнует, - успокаивающе произнес господин Грюневальд, мысленно потирая руки. – Все сложности, связанные с пересечением границы, мы возьмём на себя.
– И вы сможете избежать стрельбы и прочих эксцессов? Пуля, как известно, дура. Я смогу залечить себе дырку в ноге, но если разрывная попадёт в голову, мне останется лишь раскинуть мозгами.
Гость не стал смеяться.
– Чёрный юмор, - отметил он. – Понимаю. Могу лишь заверить в том, что ваши опасения напрасны.