Основной закон 2
Шрифт:
Василий закинул за плечи небольшой рюкзачок и зашагал к посёлку, а целитель глядел ему вслед, любуясь густым золотистым свечением, окутавшем худощавую фигурку.
В поселке было малолюдно: будний день, все либо на учёбе, либо на работе. Собаки, коих оказалось великое множество, на чужака голос поднимать не стали. Иные проводили до нужного дома, то и дело подсовывая кудлатую башку под руку незнакомцу, иные и вовсе поленились из двора вылезти.
Дарья Федосеевна с утра возилась в огороде. Надо грядки вскопать, надо навоз в теплице раскидать. Скоро время придёт семена сажать,
– И кто ж ты такой – строго спросила она у мальчишки в камуфляжной форме.
– Я от постояльца вашего, поклон пришел передать, просьбу и подарок, - ответил пацан и в самом деле отвесил поясной поклон.
– Ну ладно, поклон ты передал, наказ выполнил. А какой постоялец-то, о ком речь ведёшь? – с усмешкой спросила Дарья Федосеевна.
– Тот, что внучку вылечил.
Старушка чуть не подскочила:
– Ахти ж господи! Вот радость-то! Заходи давай, не стой у плетня. Да в дом ступай, я сейчас буду, только баню затоплю. Ты ж, поди, только что из лесу, как давеча твой знакомец. Тебе, знамо дело, помыться да поесть надо. А уж после мы с тобой обстоятельно обо всём побеседуем, покуда внучка в школе.
Через два часа Василий, отмытый до скрипа и сытый до предела, полулежал на диване, блаженно отдуваясь. Дарья Федосеевна, щурясь и далеко отводя руку в сторону, читала письмо.
– Вот, значит, как, - произнесла она задумчиво, - на постой тебя определить просит. И денег, говорит, передал.
Василий развязал рюкзак и принялся выкладывать на стол тугие пачки купюр в банковской бандероли.
– Куда! – всполошилась Дарья Федосеевна. – Этакие деньжищи, да на стол! Прячь обратно в мешок. Не ровен час, увидит кто, потом не отболтаюсь.
Парень пожал плечами и принялся убирать деньги. Спрятал в рюкзак последнюю пачку, затянул мешок.
– А вот это вам от дядь Валеры подарок.
Он вынул из кармана небольшую картонную коробочку и подвинул по столу к хозяйке. Та взяла, открыла: на поролоне лежал небольшой янтарный шарик в диаметре не больше двух сантиметров. В глубине янтаря как будто мерцал оранжевый огонёк.
– Дядь Валера сказал, - пояснил гость, - что вам нужно просто взять его в руку.
Дарья Федосеевна телевизор смотреть любила, и ту передачу тоже видела. Что за шарик ей в дар поднесли, поняла с одного взгляда.
– Может, лучше внучке? – полусказала-полуспросила она.
– Не, - замотал головой Василий. – Дядь Валера сказал, чтобы вам в первую очередь дать. А потом я его заново заряжу, и тогда уже можно и внучке.
Дарья Федосеевна строго посмотрела на гостя:
– Вот об этом никому ни слова. Люди всякие бывают. Ты вот с дядь Валерой своим из самой Москвы от людской зависти сбежал. А мне да Валюшке бежать некуда. Ну ладно. В руку, говоришь, взять?
Хозяйка вытряхнула шарик из коробочки на ладонь. Миг – и мерцавший внутри огонёк погас. А Дарья Федосеевна принялась недоверчиво прислушиваться к себе:
– Никогда б не поверила, коли б сама не спытала! – бормотала она. – Надо же, спина прошла, не стрельнёт, не прихватит.
Она молодцевато соскочила с табурета, притопнула ногой, запела сильным звучным голосом:
– Ай самолёт летит, бомбы катятся,
Бомбы катятся, а немцы прячутся!
Разулыбалась, крутнулась, как молодая. Заявила:
– Ну вот, теперича хоть бы и в клуб на танцы. А кто это там в гости пожаловал? Никак, Бульдог?
Пояснила:
– Это у нашего участкового прозвище такое. Так-то он мужчина правильный, с пониманием.
Тут же сообразила:
– Это что ж, у меня и глаза как у молодой видеть стали? Вот чудеса, так чудеса.
От калитки донёсся крик участкового:
– Федосевна-а, выдь из дому, дело до тебя имеется.
– Между прочим, Бульдог по твою душу пожаловал. Видать, соседки приметили да наябедничали. Ну да ничего, ты, главное, не бойся. Документы у тебя в порядке, оформлю на себя опеку. Да и твой дядь Валера, чую, тебя просто так не оставит. Ты только рюкзачок свой под диван пихани, да на вот, спрячь обратно.
Дарья Федосеевна стряхнула янтарный шарик с ладони обратно в коробочку, закрыла крышкой и поспешила на улицу.
***
Вера шагала по обочине дороги. Лето, лес, чистый воздух. Птички поют, бабочки летают, в тени комары покусывают, на солнце слепни норовят цапнуть. Идти было далеко, целых пять километров. В прошлый раз ей повезло, участковый подобрал. А нынче пришлось своими ногами добираться.
Вдалеке заблестела вода. Озеро. Значит, уже почти пришла. Всё-таки глупо вышло тогда, в мае. Разоралась, как идиотка, руками размахалась. А они просто прощались навсегда. Придержала бы эмоции, всё бы иначе пошло. И ведь могла бы сразу вернуться, признать себя неправой. Она ведь и в самом деле поступила по-свински. Вместо того, чтобы расспросить да всё выяснить, принялась характер показывать, нос задирать. Одно слово – дура.
Последние метры Вера почти пробежала. Выскочила из-за череды деревьев и остановилась в растерянности. На том месте, где пару месяцев назад стоял хороший двухэтажный дом за крепким забором, теперь ровным слоем были рассыпаны обломки.
Всё. Дальше идти некуда и не к кому. Ну зачем она тогда уехала? Почему не осталась? Как плохо, как непоправимо плохо они тогда расстались! А теперь даже некому сказать «прости». Что тут произошло? Куда девались жильцы? И Валерик – он жив ли ещё?
Что-то в душе подсказывало, что да, жив. Но вдруг так же, как его подруга, про которую он рассказывал: лежит где-то в секретной лаборатории, над ним ставят бесчеловечные опыты, а он не может даже пошевелиться.
От этих мыслей на глаза девушки навернулись слезы. Они текли и текли безостановочно, и некому было уткнуться в плечо и всласть выплакаться.
За спиной послышался шум мотора. Скрипнули тормоз , хлопнула дверца. Вера обернулась. Высокий седоватый мужчина с грубым шрамом на лбу стоял и так же, как и она, смотрел на руины. Постоял так с минуту, провел пальцами по глазам. А потом вдруг подошел к Вере. Поздоровался:
– Добрый день. Усольцев Борис Фёдорович, подполковник в отставке.