Основы человечности для чайников
Шрифт:
Иногда Ксюха думала, что лучше бы эти фантазии оказались правдой. Пусть бы они действительно экономили каждый рубль и перебивались с картошки на макароны, пусть бы никуда не ездили в отпуск и все лето торчали в городе или горбатились на даче, пусть бы вместо смартфона был старенький кнопочный мобильник… В общем, пусть бы жили как придется, только чтобы дом был действительно домом, а бабушка – действительно бабушкой. В смысле, нормальной бабушкой.
Стереотипной, а не такой, как на самом деле.
Телефон пискнул, высветив на
Ксюха вздохнула и обреченно ответила: «Уже иду». Хотела еще добавить: «Я все объясню», но не стала.
Толку-то? Все равно никто ее оправдания слушать не будет, это она знала совершенно точно.
И не ошиблась.
В этот раз бабушка решила высказаться, как только внучка переступила порог:
– Ноутбук больше не увидишь.
– Он мне для учебы нужен.
Ксюха хотела по привычке зашвырнуть кеды в угол, но решила не нагнетать и без того напряженную обстановку и аккуратно поставила их в шкаф.
– Для учебы можешь пользоваться моим компьютером.
– Там пароль.
– При мне. И так, чтобы я видела монитор.
– Да ты иногда целыми днями дома не появляешься! А если мне доклад какой-нибудь срочный зададут?
– В библиотеку сходишь, не развалишься. Или поищешь все, что нужно, с телефона и перепишешь от руки. Может, хоть почерк получше станет.
Ксюха открыла рот, чтобы возразить, что некоторые учителя ругаются на рукописные рефераты, – и закрыла.
Это был тот случай, когда лучше промолчать. Не говорить о школьных требованиях, любовно настроенных под себя программах, сохраненных статьях, скачанных киношках, играх и картинках. Оплакать их можно потом, а сейчас лучше запихать обиду поглубже и стерпеть – и есть небольшой шанс, что тогда экзекуция закончится побыстрее.
Пока что бабушка даже не орала. Просто стояла посреди коридора, мешая пройти дальше. Значит, разговор еще не окончен, претензии не высказаны и Ксюха еще не прощена.
Впрочем, прощение ей, кажется, вообще никогда не светит. Она виновата по умолчанию. Просто по факту рождения. Практически первородный грех.
– Что молчишь? Язык проглотила? – прикрикнула бабушка. – И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
Ксюха посмотрела.
Смотреть на бабушку ей, в общем-то, нравилось. В нормальной ситуации. Вне скандалов.
Она была совсем еще не старая. И красивая: высокая, худая, с элегантной прической, с маникюром, в строгом брючном костюме (даже не переоделась, когда пришла). По сравнению с Ксюхой она выглядела как сказочный единорог на фоне коротконогой деревенской лошадки. Прекрасный лебедь и гадкий утенок. Снежная королева и…
– Ксения!
– Ладно, – буркнула Ксюха. Кажется, молчать все же было не лучшей идеей.
– Что «ладно»?
– Ладно, я поняла.
– Ничего ты не поняла! Ты хоть представляешь, что натворила? И что мне сегодня наговорили?
– Ругались.
– Ругались? Это не просто «ругались», это… Ты представляешь, каково это все выслушивать? Да мне так стыдно перед людьми не было с того момента, как мать твоя… начудила!
«Начудила». Теперь это так называется.
Бабушка очень не любила называть некоторые вещи своими именами и подбирала такие странные эвфемизмы, что Ксюха не всегда могла догадаться об истинном значении фразы. Вот «начудила» – это что? Сбежала из дома? Накрасила губы слишком яркой помадой? Пробила в ухе третью дырку? Родила ребенка? Что-то еще?
Столько вариантов – и все правильные.
– Счастье, что никто не вызвал милицию! – с надрывом продолжила бабушка.
– Полицию, – машинально поправила Ксюха.
– И врачам сказали, что он сам споткнулся.
– Так он сам и споткнулся. О леску.
– Вот так всем и говори!
– Да это правда! Не толкала я его! Только стукнула немножко!
– Я не знаю, как с тобой быть! Что мне делать, если ты обычных человеческих слов не понимаешь? – Бабушка будто не слышала возражений. – Из дома тебя не выпускать? Везде за ручку водить, как маленькую? Голова у тебя есть вообще или она нужна только для того, чтобы лохмы в разные цвета красить? Не думаешь совершенно, даже не пытаешься! Почему у других дети как дети, а у меня – наказание ходячее? Вся в мать, никаких мозгов! И закончить, видимо, так же решила!
Скандал перешел в активную фазу.
Можно было уже ничего не делать и никак не реагировать, просто иногда кивать в такт словам и не слишком заметно думать о посторонних вещах. То есть не улыбаться.
Улыбаться Ксюху и не тянуло.
От сравнения с матерью всегда делалось не до улыбок, а бабушка, как назло, очень любила об этом говорить. И каждый раз Ксюхе хотелось забиться в угол, зажать уши и заорать: «Нет! Прекрати! Я – не она! Я не буду как она!»
– Такая же бессовестная балбеска, только о себе и думаешь! А обо мне кто подумает? А о последствиях? Хотя бы раз в жизни, прежде чем глупость сделать, мозги включила! Как ты дальше жить собираешься, я не понимаю?!
Ксюха тоже не понимала.
Действительно, как жить, если все, что она делает, – неправильно? Любой поступок, любое решение, любой выбор – ошибка (по крайней мере с точки зрения бабушки). Не та одежда, не та музыка, не те оценки.
– Глаза бы мои тебя не видели! Рожу твою бесстыжую!
«Я ведь могу просто развернуться и уйти», – подумала Ксюха. Даже покосилась на дверь, искренне надеясь, что делает это незаметно. Но в тот же момент отчетливо поняла, что никуда она не уйдет. Не потому, что пойти некуда, и не потому, что кеды обратно из шкафа доставать неудобно, а потому что… ну…