Основы флирта с обнаженным оборотнем

Харпер Молли

– Не сейчас.

– О, ну еще бы! Мы так часто видимся в последнее время, что я у тебя, похоже, уже в печенках сижу.
– Я последовала за ним к водительскому сиденью.

Купер распахнул дверцу и спрятался за ней, отгородившись от меня словно щитом.

– Я не могу быть рядом с тобой сейчас.

Я резко остановилась.

– Что?

– Тебе лучше держаться от меня подальше, - заявил он, и голос его стал низким и хриплым.
– Ты знаешь почему. Сьюзи Ку, те туристы, Абнер. Мне нельзя находиться рядом с тобой. Я боюсь навредить еще и тебе. Этого я не вынесу.

У меня буквально отвисла челюсть, и негодующий гнев

иссяк.

– Ты не оборачивался волком той ночью, когда напали на Абнера, - прошептала я, прекрасно зная о столпившихся у витрины зеваках, желающих поглазеть на нашу стычку, которая грозила стать публичной ссорой десятилетия.

– Мы не знаем доподлинно!
– Он захлопнул дверцу, схватил меня за локоть и потащил за угол, потом задами, вдоль домов по Мейн-стрит и дальше, пока мы не оказались у кромки опоясывающего Гранди леса. Здесь нас никто не услышит и не увидит.

Купер отпустил мою руку, но я по инерции отмахала еще с полдюжины шагов.

– Я совсем не помню ту ночь. Ни снов, ни того, чтобы я просыпался взглянуть на тебя, ничего, - произнес он.
– Я вполне мог выбраться из спальника и превратиться, не разбудив тебя. Как еще Абнер мог получить такие увечья от волка в непосредственной близости от нашего лагеря?

Я запротестовала:

– Дома ты никогда такого не делал...

– Но мог и сделать! Сколько волков, на твой взгляд, бегает в этом районе? Когда Абнер увидел меня, он так испугался, словно узнал во мне напавшее на него существо.

– Ты не существо, слышишь?
– горячо возразила я. Купер посмотрел на меня долгим, жалобным взглядом.
– Ты не задираешь Оскара, пребывая в волчьем обличье. Каждый раз, когда я находилась рядом с тобой, пока ты был волком, ты заботился о моей безопасности. Никогда не пытался меня укусить, даже раненный. И тебя не было поблизости, когда те ребята пропали.

Купер потупился и пробормотал:

– Вообще-то, был.

– Что?

– Я беспокоился. Я не мог так долго находиться вдали от тебя, поэтому дожидался, когда охотники уснут, превращался и мчался домой, проведать тебя. Изменялся снова, бежал через заповедник и возвращался в лагерь до того, как кто-либо проснется. Потом я вернулся в город и услышал новость о двух мальчишках, пропавших в заповеднике неподалеку от твоего дома в ту ночь, когда я прибегал. Я пытался не обращать внимания на совпадения, Мо, но их становится слишком много.

– Почему же ты ничего не сказал?

– Не имеет значения. Пока на людей нападают, мы не можем встречаться.
– Он развернулся и побрел прочь. Мне удалось обогнать и остановить упрямца, упершись рукой ему в грудь, ну почти остановить.

– Значит, ты любишь меня слишком сильно, чтобы покинуть, и слишком сильно, чтобы позволить быть рядом с тобой? Извини, конечно, но ничего глупее я в жизни не слышала.

– Ответь честно, тебя никогда не посещали мысли о том, что я могу быть причастен к этим смертям?
– спросил он.
– Тихий внутренний голос не нашептывал бежать от меня куда глаза глядят? Ты знаешь, на что я способен, Мо. Знаешь, что я уже убивал. Ты ведь не идиотка.

Я потупилась и ощутила, как слезы текут по щекам, и лишь потом осознала, что плачу.

– Да! Доволен? Да! Порой я думаю, что ты мог совершить эти поступки, сам не сознавая того. Но потом я смотрю на тебя и верю, что ты не такой.

Он горько усмехнулся:

– Ну, хоть один из нас верит.

– Чего ты хочешь,

Купер? Благословения? Позволения удрать и бросить меня? Или ждешь, что я сдамся и уйду сама, потому что ты, может быть, охотишься на людей? Хочешь, чтобы я дала тебе от ворот поворот? Не рассчитывай! Давай называть вещи своими именами. Вместо того чтобы взглянуть правде в глаза, ты бежишь. Ты затеял «большой разговор» и рассуждал, как сложно далось решение покинуть стаю, но истина заключается в том, что, когда возникли трудности, тогда ты и сбежал. Сбежать всегда проще всего.

Купер отшатнулся, словно я влепила ему оплеуху. И будь я проклята, если стану извиняться. Бросив прощальный взгляд, он попятился, и его одежда, закружившись в воздушном вихре, упала на землю. Приземлившись на лапы, мой возлюбленный устремился в лесную чащу, и долгий пронзительный вой эхом вторил ему, когда он убегал от меня в дальние дали.

Глава 19

Омлет и оплодотворение

Умом я понимала, что Купер не намерен проводить со мной много времени. Но отчего-то надеялась на встречи с ним в городе. Я полагала, что мы могли бы придерживаться легенды «расстались друзьями». Однако мой кавалер сдержал обещание и исчез с горизонта. Он наплел соседям какие-то байки об охотах, походах, рыбалках. Эви как будто заподозрила что-то неладное, но будучи мудрой женщиной, не задавала прямых вопросов.

Когда я вернулась в город одна-одинешенька, наша публичная стычка стала самой обсуждаемой темой среди завсегдатаев бара, пока Денни Грин не подбросил им лучший повод для сплетен — бедолага получил электрический ожог второй степени, попытавшись установить телевизор на бортике ванной.

Единственным человеком, не утратившим ко мне интереса, даже в присутствии перебинтованного Денни, был Алан. Он сжимал мои пальцы, пока я принимала у него заказ на ланч. Звал меня в кино, на ужин в китайский ресторанчик, недавно открывшийся в Берни, к себе домой, поиграть в настольные игры вместе с Баззом и Эви. Я ценила его заботу, но после работы была выжата как лимон.

Казалось, мой день распланирован следующим образом: с восьми утра до пяти вечера — в меру общительный человек; с пяти вечера до шести утра — совершенно измученная особа.

Я храбрилась. Улыбалась, обслуживала клиентов, зарабатывала на жизнь. Страдала. Либо маялась от бессонницы, либо падала и спала беспробудным сном. Кусок и тот в горло не лез, и запах еды, которую я готовила, вызывал рвотные спазмы.

На память приходили непутевые друзья родтелей, которые так и остались верны принципу эры свободной любви, гласящему: если курево в радость — курни. Взбудораженные, они являлись в общину, задерживались лишь для того, чтобы отведать нормальной еды, и отчаливали. Глядя на свое отражение в зеркале, я видела такие же пустые глаза и горестно стиснутый рот. Купер превратил меня в подсевшую на любовь наркоманку.

Убежденная, что до сих пор чувствую его в своей постели, я радикальным образом постирала простыни. И немедленно пожалела о содеянном, но, как оказалось, зря. Запах Купера пропитал все вокруг, включая матрас и подушки, и упорно сопротивлялся моим попыткам его извести.

Проскочив несколько стадий печали, я застряла на гневе. Пребывая в самом мстительном своем настроении, я надеялась, что Куперу хуже, чем мне, что он свернулся где-то калачиком и корчится в муках, и я буквально ощущала отголоски этих страданий.