Основы гуманной педагогики. Книга 5. Учитель
Шрифт:
Алексей Александрович присел на корточки, и мальчик проговорил ему прямо в ухо:
– Понимаешь, случается так, что в тихий час я мочусь в постели. Из-за этого Антонина Георгиевна злится на меня и угрожает.
В это время раздался резкий мужеподобный голос Антонины Георгиевны:
– Алексей, вернись немедленно, хватит шушукаться!
– Я ненавижу её… – шепнул мальчик, и не спеша побрёл обратно.
Алексей Александрович так и остался сидеть на корточках, как скульптура из камня. Детей завели в здание. Он прислонился к забору, закрыл глаза и вслушался в голос мальчика – хотел за звучанием
Во дворе ещё оставались взрослые, которые привели детей; они стояли группами, о чём-то говорили, а потом медленно расходились. Сторож велел всем покинуть двор. Алексей Александрович оглянулся и нашёл уголок, где мог укрыться от сторожа. Тот, освободив двор, запер ворота на тяжёлый замок и вошёл в свою будку.
Алексей Александрович сел на траву, прислонился к стволу дерева и закрыл глаза. Тайна мальчика жгла всё его нутро. Он один со своей тайной, как и Алексей Александрович один перед своими мучительными переживаниями.
Со второго этажа то и дело он слышит резкий мужеподобный голос воспитательницы. Голос кажется ему до боли знакомым и вызывает злобу и страх.
Он старается вообразить, что сейчас происходит с мальчиком.
Смутные воспоминания начинают в нём разворачиваться, и потому в тетради из двухсот страниц об этой полосе жизни у него остались лишь неразборчивые каракули.
Но сейчас эти каракули раздвигаются как двери, и он вместе со всей группой детей входит в спальную комнату.
Воспитательница мужеподобным голосом властно произносит: «Ложитесь немедленно! Ни звука… У меня в руках ножницы. Могу кому-то отрезать что-то».
Она действительно держит устрашающего размера ножницы и крутит ими.
Дети прячут головы под одеяла.
А Алексей (его воспитательница никогда не звала ласково – «Лёша», «Лёшенька», а обзывала «дурак дураком» или что-то в этом роде) тоже уходит с головой под одеяло и закрывает глаза.
В спальной комнате воцаряется гробовая тишина; она превращается в кладбище живых детей.
На этом кладбище из-под какого-то одеяла вдруг раздаётся выстрел. Он не очень пугающий, не сотрясает пространство, но для кладбища звучный.
«Кто это?» – гремит мужеподобный голос.
Из-под одеяла вырывается рыдание обречённого: «Не я… не я… больше не буду-у-у…»
На этот раз воспитательница проявляет жалость и не режет ребёнку ничего. Она велит всем заснуть немедленно.
Алексей заснул бы, он усталый, напуганный, истерзанный. Но не осмеливается заснуть: а вдруг опять произойдёт
Воспитательница тогда накричала на него и схватила ножницы. Он заорал и залез под кровать, чтобы укрыться от ее гнева.
Она строго и на полном серьёзе сказала ему: «Вылезай… На этот раз ничего не сделаю. Но повторишь то же самое, отрежу писульку… Понял?»
И в руках её зловеще зацокали ножницы.
Алексей после того дня не осмеливается заснуть, покрывает одеялом голову, берёт в руки писульку и держит крепко, чтобы она не свалила вновь беду на его голову. Даже сам подумывал отрезать её себе и таким образом обрести спокойствие.
Сейчас он лежит под одеялом таким же образом и ждёт, когда кончится этот мёртвый час.
В мыслях он угрожает своей писульке: «Если пустишь, отрежу».
Но мысли устают, и он засыпает.
Рука, которая крепко держит виновницу, слабеет, и страшный грех свершается. Он просыпается и с ужасом осознаёт, что лежит в мокроте.
Его охватывает злоба.
«Убью, убью», – кричит он обречённо.
Хватает писульку обеими руками и старается вырвать с корнями.
Больно, очень больно!
Но его злоба не стихает.
Вдруг одеяло, которое покрывает его, взлетает вверх, и он видит только ножницы, большие, крупные, и слышит их зловещий скрежет.
«Отрежьте… отрежьте…»
С рыданием умоляет он ту, которая стоит над ним, как зверь, и тянет руками свою плоть.
«Заткнись!» – гремит воспитательница.
Он сразу умолкает.
«Слезь с кровати!»
Он слезает с кровати.
«Раздевайся!»
Он снимает майку.
«Сними трусы!»
Он дрожащими руками снимает мокрые трусы.
«Подними руку с трусами!»
Он поднимает трусы над головой.
«А теперь шагай по комнате!»
Он делает робкие шаги.
«Быстрее!»
Он ускоряет шаг.
«Кричи, чтобы услышали все: „Я писуля!“ Кричи!»
Дети – девочки и мальчики высовываются из-под одеял и со страхом глядят, как голый мальчик, держа над головой мокрые трусы, ходит по комнате, подходит к каждому и тупо произносит: