Основы искусства святости. т4

Беляев Епископ Варнава

Ученики древних святых и насельники общежитий — замечательная добродетель! — «были связаны друг с другом неразрывным союзом любви; и что еще удивительнее, при такой любви, они были чужды всякой вольности и празднословия; прежде же всего обучались тому, чтобы не уязвить чем-нибудь совести брата. Если же в ком обнаруживалась ненависть к брату, то пастырь отсылал

87

такого, как преступника, в особенный монастырь . Некогда один брат оклеветал

пред ним ближнего. Сей преподобный тотчас повелел его выгнать, говоря, что не

88

должно допускать быть в обители двум диаволам, т. е. видимому и невидимому» .

В той

обители, прекрасные порядки которой св. Иоанн Лествичник описывает, «если случалось, что кто-нибудь из них [братии], в отсутствие предстоятеля, начинал укорять -87-

или осуждать кого-нибудь, или вообще празднословить, то другой брат неприметным мановением напоминал ему о бесчинии и удерживал его; если же тот не вразумлялся, тогда напоминавший, сделав поклон, удалялся. Когда нужно было беседовать, то память смерти и помышление о вечном суде были всегдашними

89

предметами их разговоров» .

«Там видел я мужей, — повествует тот же святой, — пребывавших в послушании лет по пятидесяти, которых я просил сказать мне, какое утешение получили они от такого труда. Одни из них говорили, что низошли в бездну сми-

ренномудрия, которым навек всякую брань отразили, а другие сказывали, что достигли совершенного неощущения и безболезненности в укоризнах и досадах.

Видел я и других... которые пришли в состояние глубочайшего незлобия и простоты... Простота же оных отцов была не безрассудная и несмысленная, по примеру старых людей в миру, которых называют выжившими из ума. По наружности они всегда были кротки, приветливы, веселы; и слова и нрав их были непритворны, непринужденны и искренни, что не во многих можно найти; внутри же, в душе, они, как незлобивые младенцы, дышали Богом и наставником своим и на бесов и на страсти взирали твердым и строгим оком ума»⁹⁰.

У древних великих отцов было положено в основу воспитания следующее правило, без которого, действительно, невозможно человеку быть святым (а их послушники хотели быть такими):

• «Кто стремится к бесстрастию и к Богу, тот считает потерянным всякий день, в который его никто не укорял».

И еще:

• «Усердно пей поругание, как воду жизни, от всякого человека, желающего напоить тебя сим врачевством, очищающим от блудной похоти. Ибо тогда глубокая чистота воссияет в душе твоей, и свет Божий не оскудеет в сердце твоем»⁹¹.

Поэтому они всячески смиряли своих духовных детей за дело и просто так, при других и наедине, словом и делом. Теперь, конечно, настоятелю не только при всем народе, но и с глазу на глаз нельзя обличить послушника, а то даже и опасно, ибо последний, не понимая, ни в чем суть спасения, ни того, зачем он пришел в монастырь, ни своего благополучия, может и отплатить ему, да и другие могут вступиться за него; а тогда люди знали свою пользу и видели больше, чем

– 88-

видно телесными глазами, и закабаляли себя в добровольное рабство, чтобы чрез него вскоре войти в свободу нескончаемую, нестеснямую, непринужденную, свободу от страстей. Чрез это и сами начальники усовершали свое спасение. Почему, когда тот великий святой, обитель которого посетил преп. Иоанн Лествичник, для пользы прочих притворно разгневался на эконома, помощника своего и тоже великого святого, и приказал выслать его

из церкви прежде времени, то после Иоанну Лествичнику, ставшему, было, оправдывать эконома и ходатайствовать за него, он так объяснил свой поступок:

«И я знаю, отче, что он не виноват; но как несправедливо и жалко было бы вырвать хлеб из уст голодного младенца, так и наставник душ делает вред и себе и подвижнику, если не подает ему случаев к приобретению венцов, какие он, по его примечанию, может на всякий час заслуживать перенесением досад, бесчестий, уничижений и поруганий».

«Когда же я, — говорит св. Иоанн Лествичник, — противоречил, представляя немощь рода нашего и то, что, может быть, многие по причине напрасного или и ненапрасного взыскания могут отторгнуться от паствы, тогда этот исполненный мудрости муж сказал:

— Душа, привязавшаяся ради Христа любовию и верою к пастырю, не отступит от него даже до крови; особенно же, если она получила чрез него исцеление своих язв, памятуя сказавшего: ни ангели, ни начала, ниже силы, ни ина тварь кая возможет насразлучити от любве Христовой (Рим. 8, 38).

Если же душа не привязалась таким образом, не утвердилась, не прилепилась, то удивляюсь, если таковой человек не тщетно пребывает в том месте, будучи

92

соединен с пастырем притворным и ложным повиновением» .

Отсюда, однако, следует, что опыты такие над послушниками <в массовом порядке> нельзя производить, так как: 1) начальники не обладают теперь таким бесстрастием, чтобы показывать только вид гнева, а на самом деле срывают его на подчиненных, удовлетворяя собственную страсть, и, следовательно, не награду себе получают от Бога, а наказание; 2) и сами подчиненные не обладают крепким терпением, любовью и ревностью по Боге и от малейшего выговора приходят в смущение, ропот, озлобление и полное осуждение и даже отпадение от прежнего пути и самого чина спасающихся, а иногда и от самой веры.

– 89-

Но блажен и треблажен тот, кто идет по пути древних святых отцов, хотя бы его собственный духовный отец и не обладал их добродетелями! Ибо сам-то

93

послушник пользу все-таки получает полную .

«Блажен, кто, будучи ежедневно укоряем и уничижаем Бога ради, понуждает себя к терпению; он будет ликовать с мучениками, дерзновенно беседовать и с ангелами.

Блажен монах, который каждочасно почитает себя достойным всякого бесчестия и уничижения!

Блажен, кто волю свою умертвил совершенно и все попечение о себе предал своему учителю о Г осподе: он будет стоять одесную Иисуса Распятого»⁹⁴.

«Веру и искреннюю любовь твою к отцу мысленно возвещай Богу, и Бог неведомым образом известит его о твоей к нему любви и равным образом расположит его к тебе и сделает благосклонным»⁹⁵.

«Кто в повиновении своему отцу приобрел совершенно чистую совесть, тот уже не боится смерти, но ожидает ее ежедневно как сна или, лучше сказать, как жизни, достоверно зная, что во время исхода души не от него, но от наставника потребуется ответ»⁹⁶.

«Когда мы во время отсутствия наставника, воображая лицо его, думаем, что он перед нами стоит, и отвращаемся от всего того, что, по мнению нашему, было бы ему противно: разговора ли, или слова, или снеди, или сна, или чего бы то ни было, тогда мы истинно познали искреннее послушание; ибо не истинные ученики