Основы искусства святости. т4

Беляев Епископ Варнава

– 247-

нием (разумеется с Богом. — Еп. Варнава) и углублением в молитвословия искореняй в сердце своем всякий образ и всякое подобие, прежде тобою воспринятое⁶³. Приучай ум свой углубляться в тайны Спасителева

домостроительства и оставь просить себе ведения (разумения тайн духовного порядка. — Еп. Варнава) и созерцания, которые будут в своем месте и в свое время, превыше словесного описания. Продолжай делание заповедей и труды в приобретении чистоты; и проси себе у Господа в молитве огнем разжженной о всем печали (какую влагал Он в сердца апостолам, мученикам и отцам), да уканет она в

твое сердце, и да сподобишься умного жития... Законная дверь, вводящая в это, есть любовь. Если приобретем любовь, она вводит нас в это. Если же сподобимся сего [дарований духовных] по благодати без любви, то непременно когда-нибудь утратим мы это; потому что стяжание и страж высших святых и божественного жития есть любовь [1 Кор. 13, 1-2]»⁶⁴.

Так, в подвижничестве все связано между собою и завершается любовью, яже есть союз совершенства (Кол. 3, 14). Без добродетелей и объединяющей их всех любви нельзя достигнуть и созерцания. И сколько бы человек ни употреблял усилий, чтобы духовное низошло к нему, оно не покоряется. И если дерзновенно возмечтает он, и возведет взор к духовному сам, и будет доходить до него разумом невовремя, то скоро притупляется его зрение, и вместо действительного усматриваются им призраки и образы — человек впадает в прелесть.

Теперь пора сказать и о самом существе созерцания. Из всего вышеописанного следует, что говорить подробно о сем и пускаться в глубину изысканий — дело лишнее и даже вредное для новоначальных. Но чтобы знали они, ради чего именно им надо подвизаться, и скорбеть, и страдать всю жизнь, приведу из множества описаний созерцания подвижниками Природы несозданной и природы тварной только описание созерцания Божественного Света Св. Троицы (Ин. 8, 12; 1 Ин. 1, 5; 1 Тим. 6, 16), оставленное св. Симеоном Новым Богословом. У последнего этих описаний много, но я выберу из них два, наиболее доступные пониманию молодых подвижников и полезные им, ибо обращены к их сердцу и относятся к покаянному деланию: случаи эти вставлены преподобным в рамку повествования о своих естественных, телесных подвигах. Один случай -248-

дает описание созерцания, полученного им по благодати, за горячность веры и по молитвам его духовного отца, другой — относится к тому времени, когда он уже стал приходить в меру любви⁶⁵, преуспев во всех заповедях и подвигах; он живописует длительный процесс, что лучше проясняет дело.

1. Первый рассказ св. Симеон Новый Богослов ведет не от себя, но якобы от лица некоего послушника.

«Один юный рассказывал мне, что был он послушником у одного старца благоговейного, равного по добродетелям великим святым, и слыша, как он часто говаривал, что на тех, которые подвизаются, свыше приходят божественные озарения и множество света, в каковом состоянии бывает и собеседование Бога с человеками, удивлялся сему, и такое, говорил он мне, возымел я желание получить и себе такое благо, что от жаждания того забывал все, и земное, и небесное, — забывал пищу, и питие, и всякий телесный покой. Старец же мой, будучи великим святым, имел и дар прозорливости и, видя, что я без размышления исполнил все его повеления, между тем не ел и не пил, а был весь погружен в свои мысли, приказал мне есть, потому что имел великое и безмерное ко мне сострадание и благоутробие. Я ел и нехотя, ибо боялся греха преслушания. Но сколько ел, столько еще больше разгоралось во мне пламя внутри. Невыносимо было мне насилие, какое делал мне старец. Слезы текли у меня как река, и, плача так, вскакивал я часто из-за трапезы, думая, по маломыслию, что он полагает препоны доброму моему стремлению, не зная, какую чрезмерную боль и тяготу ношу я в своем сердце.

В один день пошли мы в город, близ которого он жил, для посещения духовных детей

его, и пробыли там весь день. Вечером возвратились мы в келью от большого труда и жара алчущие и жаждущие: ибо старец не имел обычая где-либо есть и отдыхать, а было тогда лето, и старцу — годов с шестьдесят. Когда если мы за стол, я не ел, потому что очень утомился и думал, что если поем и попью, то совсем не смогу стать на молитву и с обычным жаром испрашивать желаемого. Так думал я и сидел, как бы находясь вне себя. Тогда святой мой, смотря на меня и, по дару прозорливости, зная причину, по которой я не ел, и какими мыслями занята моя голова, возымел жалость ко мне и сказал:

– 249— Ешь, чадо, и пей, и отныне оставь всякую печаль, потому что если бы Бог не хотел явить тебе милость, то не благоволил бы Он привести тебя ко мне.

Итак, поели мы и напились больше нежели вдоволь. Ел и он, снисходя к моему изнеможению.

Когда потом убрали мы со стола, говорит мне он:

— Ведай, чадо, что Бог не благоволит много ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду, ни к какому другому доброму делу, и не являет себя никому другому, кроме только смиренной, непытливой и благой души и сердца.

Слыша это, я удивился слову и наставлению святого и, горя сильным внутренним огнем и все грехи свои во мгновение ока приведя на мысль, облился весь слезами, текшими из очей моих, и, падши к ногам святого и обняв их, сказал:

— Молись о мне, святче Божий, да обрету милость по твоему ходатайству, так как из тех добрых расположений, о которых сказал ты, я не имею ни одного, да и ничего доброго, кроме только многих моих грехов, которые знаешь и ты.

На это святой мой показал мне такое сильное соболезнование, что сам заплакал и, велев мне подняться с земли, сказал:

— Имею веру, что Бог, такие богатые явивший ко мне Свои милости, дарует и тебе сугубую благодать, ради одной веры твоей, какую имеешь ты к Нему — Богу и ко мне, последнему и худейшему.

Это слово я принял так, как бы слышал его от Самого Бога, и, помышляя о сугубой благодати, какую получил Елисей чрез пророка Илию, уверовал, что, хотя я и недостоин, но человеколюбивый Бог очень скоро творит волю боящихся Его, и, с поклоном испросив молитвы, пошел в свою келью. Отпуская меня, старец дал мне заповедь — прочитать на ночь лишь Трисвятое и — лечь.

Вошедши туда, где имел я обыкновение молиться, и начав: Святый Боже — и вспомнив слово святого старца, я вдруг заплакал и в такие пришел слезы, и в такой пламень к Богу, что не могу выразить того словом, ни той радости и сладостного утешения, какие были тогда во мне.

Падши затем лицом наземь, я увидел нечто дивное, ибо вот — воссиял мысленно во мне великий свет и взял к себе весь мой ум и всю душу. Изумился я такому внезапному -250-

чуду и стал, как вне себя, забыв и место, в котором стоял, и что такое я, и где я, вопиял только: «Господи, помилуй!» — как догадался, когда пришел в себя.

Впрочем, отче мой, кто был тот, кто говорил во мне и приводил в движение язык мой, не ведаю, — Бог то весть, — не ведаю и того, как соединился я с тем светом, в теле ли быв или вне тела. Ведает это тот самый свет, который изгнал из моей души всю тьму и всякое земное мудрование, отнял от меня всю вещественность и тяжесть тела и произвел в моих членах великое расслабление и изнеможение. Это изнеможение и расслабление моих членов и нервов было так сильно от крайнего напряжения, что мне казалось, будто я слагаю с себя бремя тления. В душе же моей он произвел великую радость, умное чувство и сладость, высшую всякой чувственной сладости. Сверх того, он дивно даровал мне свободу и забвение всех помыслов, какие в мире, и открыл самый способ исхождения из настоящей жизни; потому что все чувства ума и души моей прилеплены были тогда к единому неизреченному веселию и радости от того света.