Основы искусства святости

Беляев Епископ Варнава

Как отвратить эту язву? Не ходи тем путем, которым доходят до уязвления.

Этот путь вот как изображен в одной психологии. Он имеет три поворота.

1) Сначала пробуждается у юноши какое-то горестное чувство, неизвестно о чем и отчего, отзывающееся, однако ж, тем особенно, что он будто один. Это — чувство одиночества. Из этого чувства тотчас отрождается другое — некоторая жалость, нежность и внимание к себе. Прежде он жил, как бы не замечая сам себя. Теперь он обращается к себе, осматривает себя и всегда находит, что он не худ, не из последних, есть лицо стоящее: начинает чувствовать свою красоту, приятность форм своего тела, или — нравиться себе. Этим оканчивается первое движение соблазна к себе. С этих пор юноша обращается к внешнему миру.

2) Это вступление во внешний мир воодушевляется уверенностью,

что он должен нравиться другим. В этой уверенности он смело и как бы победительно выходит на поприще действия и, может быть, впервые поставляет себе законом опрятность, чистоту, нарядность до щегольства; начинает

– 152-

бродить или искать знакомств, как будто без определенной цели, по тайному, однако ж, влечению чего-то ищущего сердца, и при этом старается блистать умом, приятностию в обращении, предупредительным вниманием, вообще всем, чем надеется нравиться. Вместе с тем он дает всю волю преимущественному органу душеобщения — глазу.

3) В этом настроении он похож на порох, подставленный под искры, и скоро встречается с своею болезнью. Взором очей или голосом особенно приятным, как стрелою пораженный или подстреленный, стоит он сначала несколько в исступлении, от которого пришедши в себя и опомнившись, находит, что его внимание и сердце обращены к одному предмету и влекутся к нему с непреодолимою силою. С этой поры сердце начинает снедаться тоскою; юноша уныл, погружен в себя, занят чем-то важным, ищет, как будто что потерял, и что ни делает, делает для одного лица и как бы в присутствии его. Он точно потерянный, сон и еда нейдут ему на ум, обычные дела забыты и приходят в расстройство; ему ничто не дорого. Он болен лютою болезнью, которая щемит сердце, стесняет дыхание, сушит самые источники жизни. Вот постепенный ход уязвлений!

И само собою видно, чего должно опасаться юноше, чтобы не впасть в эту беду. Не ходи этою дорогою! Прогоняй предвестников — неопределенную грусть и чувство одиночества. Делай им наперекор: стало грустно — не мечтай, а начни делать что-нибудь серьезное со вниманием — и пройдет. Стала зарождаться жалость к себе или чувство своего хорошества — поспеши отрезвить себя и отогнать эту блажь какою-нибудь суровостью и жестокостью к себе, особенно выяснением здравого понятия о ничтожности того, что лезет в голову. Случайное или намеренное унижение в этом случае было бы как вода на огонь... Подавить и прогнать это чувство надобно озаботиться особенно потому, что тут начало движения. Остановись тут — дальше не пойдешь: не родится ни желание нравиться, ни искание нарядов и щегольства, ни охоты на посещения. Прорвутся эти — и с ними борись. Какая надежная в этом случае ограда — строгая дисциплина во всем, труд телесный и еще более головной! Усиль занятия, сиди дома, не развлекайся. Нужно выйти — храни чувства, бегай другого пола, главное же — молись».

– 153-

Двумя сходными способами искушает демон блуда, когда хочет действовать более или менее тонко. Один вид искушений направлен против мирян, а другой — против иноков или подражающих их жизни мирян.

Юношам и девушкам, не познавшим еще греха, внушает сперва нежелание плотской сласти на деле, а поддерживает их внимание на туманной мечте, «идеале», заставляет пробавляться только «намеками» на свои чувства, а не выражать их в «признании»; само признание кажется в одно и то же время и желанным, и невозможным, так что когда этот миг начинает приближаться, то влюбленные убегают от него. Не доводить дело до «объяснения», а между тем всеми другими способами, по-видимому самыми невинными (например дозволением себе оказать услугу никому иному из присутствующих, как только любимому человеку, особой внимательностью, предупредительностью, задерживанием глаз, руки при прощанье и прочее и прочее), показывать, что известный человек симпатичен, — в этом находят особую прелесть. И всякие другие бесчисленные изобретения существуют у демонов на этот счет, внушением которых они стараются, повторяю, не сосредотачивать внимания на страстных чувствах и в то же время постоянно подогревать их тонко и легонько волновать. Отсюда и влечение, и боязнь первого поцелуя, и прочее. Конечно, и побочные причины здесь действуют: естественная стыдливость, внушения ангела-хранителя и другое.

В общем, это

состояние влюбленных есть полный блуд, настоящий, но тонкий, в помыслах и в сердце только совершаемый, а не осуществляемый в грубой форме. Все обольщения его заключаются в том особенно, что участвующие в нем сами не сознают, что делают грех (отсюда им ничего не стоит назначить свидание в церкви, здесь же передать записочку и прочее), и думают, наоборот, что они его боятся и избегают...

С искренно подвизающимися монахами и желающими спастись мирянами и мирянками диавол поступает несколько по-иному. Им нечего уже внушать, чтобы они не стремились к плотской сласти, они и сами это знают и хорошо помнят, для того и пошли на подвиг. Как же их взбудоражить и увлечь в блуд? Внушить помыслы срамные?« Это грубо. Подвижник, а также усердный, скромный мирянин на это не пойдут добровольно; значит, если демону на -154-

них напасть и наполнить их души срамными и нелепыми мечтаниями, то этим он только окажет подвизающимся услугу и предоставит возможность получить несколько новых венцов (при условии, конечно, борьбы и сопротивления блудным помыслам со стороны спасающихся).

И вот враг пользуется более тонким способом. Он лишь примешивает блудную страсть к «идеалу», теперь уже религиозному, но сильно ее не возбуждает. И получается то, о чем выше говорит св. Иоанн Лествичник, — человек как будто молится, а на самом деле совершает блуд, как будто в духовнике видит своего спасителя и единственную в мире духовную опору, а в действительности интересуется и увлекается его личностью. На высших степенях подвига демоны пробуждают мечтательность в человеке, подделывая ее под «озарения Св. Духа», под «божественную любовь», которою горели истинно духоносные отцы¹¹ и преподобные матери. Таким образом возникает любовь, которую я назову «мистической».

В чем же она выражается, в каких действиях и поступках?

Разберем сначала чувства духовных дочерей к своим духовным отцам, а также взаимоотношения братьев и сестер по вере и старческому окормлению. Другие случаи каждый может потом сам разобрать.

Великое дело — духовное руководство. Без него преуспеть человеку невозможно, хотя вообще спастись есть надежда. Посему надо как зеницу ока беречь его чистоту, ибо, зная его ценность, бесы прежде всего направляют свои мины и фугасы под эту крепость. Взять ее — значит взять в плен всего человека. Всякие средства демоны употребляют, чтобы уничтожить или ослабить старческое руководство,¹² в данном случае они стараются осквернить его самой смраднейшей из страстей. И когда духовные дети (дочери, конечно, в большей степени, чем сыновья, хотя и те, по-своему, страдают той же болезнью) поддаются этому искушению, мы наблюдаем следующую картину.

Прежде всего, центр внимания у них с плача о собственных грехах и сознания своего недостоинства даже дышать одним воздухом с какими-нибудь прокаженными и самыми последними, презираемыми в обществе людьми переносится на радость общения с известными наставниками и на восторги от их благодатных даров, прозорливости и чудотворения...¹³– 155В этом еще блуда, о котором я хочу говорить, нет, но пути ему уже приуготовляются. Вскоре диавол уводит внимание еще дальше от той черты, на которой оно должно стоять, а именно — на личность духовного отца. И все под предлогом изыскания благодати. Удобство для врага доставляет то обстоятельство, что благодать неотделима в данном случае от личности, ибо именно чрез последнюю проявляется и изливается на окружающих.

И вот — начинают эту благодать отыскивать везде и во всем и, найдя, интересуются уже не ею, а тем телесным органом, через который они ее получают. Я не отрицаю того, что, действительно, у святых все тело благодатно¹⁴, но внимание новоначалъных не должно останавливаться на внешнем облике подвижника. Действительно, очи прозорливцев полны небесного огня, но смотреть на них бесстыдно, во все глаза, есть дерзость. Руки их при благословении источают для верующих чудотворные токи, но при этом некоторые обращают слишком большое внимание на форму рук благословляющего. А это опять-таки грех.