Основы русской филологии. Курс лекций
Шрифт:
Выбор подходящего слова из бесконечного ряда существовавших синонимов – «благоречие», «добрословие», «хитроязычие», «сладкоречие» и т. д. (их насчитывается не менее двадцати) – происходит именно здесь. Ломоносов останавливается на слове «красноречие» и, несомненно, сознательно редактирует во 2-м варианте определения § 1 – ср.: 1744 г. – «Риторика есть наука о всякой предложенной материи красно говорить и писать…»; 1747 г. – «Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем других преклонять к своему об оной мнению» [Ломоносов 1952: 23, 91].
Факт ясного отделения риторики от красноречия доказывается в повторном именовании 1-й книги: «Краткого руководства к красноречию книга 1,
Какие же науки входили у М. В. Ломоносова в «словесные»? Им, как известно, описаны две «науки»: «Российская грамматика» и риторика в «Кратком руководстве к красноречию». Входила ли логика по мысли М. В. Ломоносова в словесные науки – вопрос спорный. Терминология логики частично входит в риторику, например, приступая к «правилам о изобретении доводов», он считает должным «истолковать части и сложение оных из логики» [Там же: 154]. Отсутствие в наследии Ломоносова логики (при частом обращении к ней в риторике) не позволяет сомневаться относительно вхождения логики в словесные науки. На протяжении последующей истории риторики весь вопрос будет в том, в каких частях и размерах «логические основания мышления и речи» проникают в риторику.
Более точного выяснения требует вопрос о месте «поэзии» (еще не поэтики!) или «стихотворства» в ломоносовской классификации. Предлагая проект Московского университета, М. В. Ломоносов записывает должности двух профессоров: оратории и поэзии. Граф И. И. Шувалов оставляет должность одного – профессора красноречия (элоквенции). Именно эту должность и будут отправлять в дальнейшем И. И. Поповский и А. А. Барсов, а сама кафедра будет называться кафедрой красноречия.
Уточним терминологию ломоносовских «словесных наук». Термин «красноречие» имел отношение к 3 запланированным книгам и соответственно «наукам»: Риторике («учению о красноречии вообще»), Оратории (учению о прозе) и Поэзии (учению о стихотворстве). Красноречие в самом общем смысле, если такое сопоставление корректно, составит в будущем науку и искусство словесности (и вот почему «труды в словесных науках», как верно замечено в Приложении к тому VII полного собрания сочинений, включают также литературную практику [Ломоносов 1952: 890]; Риторика – «учение о красноречии вообще» – будет соответствовать общей риторике (которая рассматривает «правила» и для прозы, и для поэзии, ср. ломоносовские стихотворные примеры в руководстве); Оратория составит в будущем раздел частной риторики как учения о разных видах прозы; Поэзия будет соответствовать поэтике.
М. В. Ломоносов осуществил лишь первую часть своего замысла – он создал Риторику, но Оратория и Поэзия остались ненаписанными. Очевидно, что замысел написать Ораторию как учение о прозе осуществил Амвросий Серебренников, член Российской Академии, который опубликовал «Краткое руководство к Оратории Российской» в 1778 г. В нем автор прямо ссылается на Ломоносова как на своего предшественника, и это, кстати, был первый учебник на русском языке, написанный после М. В. Ломоносова.
М. В. Ломоносов называет и виды словесности, которые в обогащенном составе войдут в частные риторики и поэтики XIX в.: «…первым образом (т. е. «прозою». – В. А.) сочиняются проповеди, истории, учебные книги, другим (т. е. «поэмою». – В.
Рассмотрим последовательно словесные науки, о которых говорится в Словаре Академии Российской. При этом будем иметь в виду, что каждая эпоха создает свой состав смыслов. Так, положительные оценки А. Красовского, адресуемые просветительской деятельности императрицы Екатерины, создаются в филологической терминологии первой половины XIX в., но никак не ломоносовско-екатерининского времени. Например, он пишет о «ее любви к нашей Словесности», о том, что «ее пример одушевлял к трудам любителей Отечественного слова», что «к пользе Отечественной словесности… возвышено Церковное красноречие языком Платона, Леванды, Георгия (Кониского), Анастасия (Братановского) и других витий» [Красовский 1848: 16]. Далее А. Красовский перечисляет виды отечественного слова, заканчивая «изящной словесностью» [Там же: 17]. Термин «словесность» является основным в филологической науке 40-х годов XIX в., однако он полностью отсутствует в текстах, которые создают и Е. Р. Дашкова и ее коллеги, приступая к написанию Словаря Академии Российской. Иначе говоря, как раз слова словесность ни Екатерина Великая, ни княгиня Е. Р. Дашкова не употребляли.
Впрочем, само слово «словесность» несомненно уже было известно в XVIII в. Словарь русского языка XI–XVII вв. отмечает это слово уже в XVI в.: «Словесность – . Влх. Словарь. С. 372. XVI в.». В XVIII в. это слово встречается в переписке с Берлинской королевской академией наук и словесности (1786) и Прусской академией наук и словесности (1792) [Летописи 2002: 725, 791].
В Словаре Академии Российской словесность находит толкование в гнезде «слово»: – «1) Знание, касающееся до словесных наук. Силен в словесности; 2) Способность говорить, выражать» [CAP: V, 536]. Обратим внимание на то, что это еще не «наука», а только «знание» или «способность». Но смеем предположить, что именно эта подсказка Словаря создала предпосылки для рождения и утверждения «словесности» как термина русской науки. Появление этого слова в Академическом Словаре имело важнейшее значение для его последующего осмысления и употребления множеством авторов первой половины XIX в.
Создателем и утвердителем «словесности» в педагогике стал скорее всего А. С. Никольский, первые сочинения которого относятся к 1790 году (анонимное издание «Логики и риторики»), а «Основания российской словесности» выдержали 7 изданий в течение 1807–1830 гг. Концепция А. С. Никольского приобрела влияние благодаря предельной простоте его схемы: «Словесность (дар слова) есть способность выражать мысли словами» [Никольский 1807: 1, 8]. Характерно, что сама словесность здесь еще не наука, а только «способность».
Показывая правила, по которым употребляют эту способность, словесность образует две науки: грамматику, научающую «правильному употреблению слов», и риторику, показывающую «способ, как располагать и изъяснять мысли». Характерно, что А. С. Никольский не употребляет термина «красноречие», но риторика определяется как «искусство располагать и приятно изъяснять свои мысли» [Никольский 1807: II, 1]. Таким образом, ломоносовское разведение риторики и красноречия у А. С. Никольского оказалось нивелированным. «Грамматика, риторика и поэзия» помещаются автором «совокупно, дабы все относящееся к словесности, преподаваемо было по одинаковой системе» [Никольский 1807: 9–10]. Эта совокупность «словесных наук», повторяющая «Словарь Академии Российской», тем не менее начинает существенно расходиться с ломоносовской.
Итак, лишь во времена писавшего свой исторический очерк А. Красовского «словесность» станет основным термином, обобщающим все филологические науки (примерно так же, как «элоквенция» у В. К. Тредиаковского). Симптоматична характеристика Академии, которая «своим бытием и первым цветущим возрастом» обязана тому попечению, которое оказывала Екатерина к «языку и словесности его». Сочетание «словесность языка» не могло появиться во времена создания Академического словаря, но оно вполне реально во времена создания исторического очерка А. Красовского.