Особенная дружба | Странная дружба
Шрифт:
Люсьен тоже успокоил его. Он не верил, что Александр мог всерьёз рассердиться на такую мелочь, и кроме того, в соответствии с классической драматургией, каждая любовь, каждая дружба имеет своё доверенное лицо, и он, Люсьен, увидится с мальчиком и всё разъяснит. Он расскажет мальчику, что у него самого тоже имеется настоящий, очень большой друг, с которым он расстался, но которого никто не сможет заменить. Жорж отказался от посредничества Люсьена; ему было более чем достаточно вмешательства Люсьена в его дружбу с Александром.
Следующим утром на мессе мальчик был аккуратен, как обычно, и сиял,
И вот, без сомнения, скорбное воскресенье! Во время высокой мессы Жоржу вспомнилось прошлое воскресенье, когда мальчик, который в настоящий момент избегал его, тогда намеренно развернул кадило в его сторону. Позже, в трапезной, во время зачитывания списка имен было зачитано имя, ранее восхищавшее Жоржа своим изысканным звучанием, а теперь пронзившее его сердце.
Вечерня принесла краткий миг облегчения. Александр щеголял в красном галстуке, которого не было на нём утром: он, должно быть, сменил его после обеда. Но это, без сомнения, было простым удовлетворением прихоти: даже не жест иронии, ибо он не выказывал признаков заинтересованности в Жорже — и это после того, как купил галстук в его честь.
Следующая неделя прошла столь же печально. В одно утро, с целью создания эффекта отсутствия, Жорж притворился нездоровым и остался в кровати до обеда. На обеде он увидел, как Александр один раз глянул в его сторону. Это показалось ему хорошим знаком: мальчик, хотя и украдкой, но следил за ним. Но прежде, чем рискнуть, начиная собственное наступление, Жоржу хотелось убедиться, чтобы у Александра открылись глаза на проблему с Люсьеном. Поэтому он аннулировал своё ранее принятое решение и призвал невольного автора ссоры помочь.
Люсьен, возобновив с этой целью свои обязанности, брошенные им в начале семестра, проник в младшую школу в связи с вопросами общества Живого Розария. Он преуспел, встретившись с Александром и даже сообщив тому наедине, что хотел бы переговорить с ним. Но мальчик ушел, прежде чем он смог продолжить. На следующий день Люсьен снова попытался, на этот раз вооружившись листовками общества Святого Детства; способом вступления в разговор он выбрал похвалу статье, озаглавленной «Души малайских детей», в результате чего должен был удовольствоваться ответом своего собеседника, что того очень интересуют только китайские дети.
В этом семестре на уроках латыни класс Жоржа должен был проходить Буколики [также называются Эклоги — первая из трёх основных работ Виргилия, одного из величайших поэтов Древнего Рима]; в тот день они добрались до второй Эклоги, озаглавленной Алексис. В книге имелось примечание, что Алексис был юным рабом, подаренным поэту, и его настоящее имя было Александр.
Броненосец начал чтение экспромтом; класс заулыбался нежнейшим пассажам.
Жорж не забыл эмоции, которые
Во время занятий в студии он принялся переводить следующие по порядку вирши, чтобы узнать, чем всё закончилось. Он был чрезвычайно шокирован советом поэта выбрать другого Алексиса. Он почувствовал, что то, что было у него на сердце — слишком далеко от того, что было на сердце у римлянина.
Ночь сблизила его с Александром. С головой под одеялом он при свете электрического фонарика перечитал обе записки, полученные им от мальчика, и которые он не променял бы ни на что другое. Он лелеял их не только за слова, которых, на самом–то деле, было совсем немного, но и за все детали оформления и каллиграфию. Ему казалось, что между линиями и за каждым словом он мог видеть лицо, склонявшееся над ними, когда они писались, и руку, которая их написала. Он надеялся, что эта ночная литургия может обладать всей силой волшебства. Разве не бог — Амур Фесписа — властвует над подобным? Изображение бога, удерживающего эти две записки, опровергает, что всё обратится в пыль и провозглашает превосходство имеющих веру в жизнь. Дружба между Жоржем и Александра сохранится ради своей красоты, как та статуя.
В один из дней, Жорж, бросив взгляд на календарь, увидел — и был ослеплен увиденным — что этот самый день, суббота 18 марта, был днём Святого Александра. Только этот случайный взгляд позволил ему обнаружить подобное: во время медитации настоятель объявил, что сегодня день святого Кирилла, епископа и мученика. Как в случае со Святым Люсьеном, мартиролог и светский календарь не совпадали — в мартирологе день Святого Александра приходился на 3-е мая. Жорж решил считать этот счастливый взгляд на календарь предвестником прощения: сначала языческий бог, а теперь и христианский святой, объявили себя его союзниками.
Его идея заключалась в том, чтобы отправить мальчику записку способом, который открылся ему — он положит ее в ящик Александра в трапезной.
После двух или трех неудачных попыток — Жорж терял свои способности вместе с падающей ручкой — он написал:
Александр,
Мои наилучшие пожелания в день твоих именин, сопровождающие подарок, за скромность которого извини меня. Позволишь ли ты мне сказать, ещё раз, что я люблю тебя и клянусь, что я буду любить только тебя. Ты стал всей моей жизнью.
Скромным подарком был флакон лавандовой воды, только что полученный Жоржем. Во время последнего визита родителей он попросил прислать его, желая подарить Александру, сказавшему, что ему понравился этот аромат. Флакон прибыл как раз вовремя. Трапезная была пустынна. Жорж подошёл к месту Александра и открыл ящик. Он увидел инициалы мальчика, выгравированные на кольцах для салфеток: «А. М.» — первая буква как в словах Дружба и Любовь [Amitie — дружба; Amour — любовь, с фр.]. Он положил флакон лавандовой воды и записку под салфетку. Он оказался взволнован всего лишь прикосновением к вещам Александра, к его ящику.