Особенности национального лечения: в историях пациентов и ответах юриста
Шрифт:
Как о некотором исключении, можно говорить об информировании родителей, отраженном в ст. 32. Там сказано, что согласие на медицинское вмешательство в отношении лиц, не достигших возраста 15 лет (больные наркоманией до 16 лет), и граждан, признанных в установленном законом порядке недееспособными, дают их законные представители после сообщения им сведений, предусмотренных частью первой ст. 31 настоящих Основ. То есть информирование в такой формулировке выглядит обязательным. Но даже в этом случае автономия воли родителей не может быть нарушена. Не могут же человека заставить читать или слушать что-то против его
При этом нигде не сказано, что отказ от информации означает отказ от лечения. Так что даже в стационаре, прежде чем читать прогнозы всяких ужасов, от чего, замечу, у некоторых людей бывают инфаркты, – подумайте, хотите ли вы это знать и не лучше ли написать заявление об отказе от информации в предложенном объеме, но с сохранением права задавать вопросы по мере их появления и получать ответы.
Очевидно, что сам по себе термин «информированное согласие» подразумевает вопрос о том, сколько должно быть информации, чтобы считать ее достаточной для дачи пациентом согласия. Очевидно, что эту достаточность может определить только сам пациент, что и предполагает модель живого диалога с врачом.
Можно, конечно, руководствоваться тем, что хочет обычно знать обычный человек о подробностях медицинского вмешательства, однако при таком подходе возникает целый ряд «но».
Первое: как быть, если пациент совсем отказался от информации? Ведь в таком случае медицинское вмешательство невозможно, поскольку унифицированного информирования не произошло, а они законом связаны.
Второе: объем информации для всех пациентов невозможно унифицировать, поскольку совокупность заболеваний, состояний и ситуаций у людей довольно-таки велика.
Третье: считать ли пациентов, получивших унифицированную информацию, информированными, или же у них сохраняется право на получение дополнительной информации. А если сохраняется, то нет разницы между алгоритмом получения информации в ходе диалога, описанного выше.
Остается только вопрос, с которого я начал: как врачу доказать, что он информировал пациента в достаточном объеме? Может быть, надо вести диктофонные или видеозаписи в качестве средств доказывания (как и пациенту)? Это проще, чем носиться с простынями информированных согласий, которые неизбежно будут расти в объеме, достигая тысяч страниц, как это показывает практика зарубежных стран.
Или надо говорить об унифицированном (базовом) объеме информации, оставляя пациенту право получать дополнительные сведения и отказываться от базовых.
Вывод: и в поликлинике, и в стационаре задавайте врачу вопросы, которые у вас есть, и вам станет более ясна и его квалификация, и его человеческие качества, и многое о состоянии вашего здоровья.
Перед операцией по удалению аппендикса мне дали подписать бумажку из одного абзаца о том, что я согласен на любые последствия оперативного вмешательства, включая летальный исход. Это нормально? (Иван)
Стационары сейчас, как правило, используют унифицированные расписки, в которых отражаются юридически значимые последствия медицинского вмешательства.
Расписка общего характера, как в вашем
Здесь нужно понимать, а что вы хотели знать? И эти вопросы вам и следовало задать врачу. Расписка нужна врачу, а вам нужна информация… наверно.
По вашей просьбе вас должны были проинформировать о том, каковы могут быть осложнения оперативного вмешательства. В идеале эта информация должна быть научно обоснованна. То есть из медицинских источников (желательно с указанием на них) должны быть взяты проценты исходов: столько-то перитонитов, столько-то осложнений анестезии и т. п. – это риски.
Также там должна быть информация о том, сколько позитивных исходов (прогнозы), иначе, как понять, что лучше делать операцию, чем ее не делать. Должна быть информация об альтернативных вариантах лечения, а если их нет (как в вашем случае), то указание на безальтернативность. Также должны быть указаны рекомендации по подготовке к операции, общая (обычная) продолжительность операции, вид наркоза и иные существенные детали, а после нее рекомендации по поведению в реабилитационный период.
Это – требование закона к объему информирования в силу закона, а не в силу вашего мнения, но…
В ситуации, когда у вас нет выбора (а при воспалении аппендикса, считайте, что его нет, потому что речь идет о состоянии, угрожающем жизни, когда может помочь лишь хирургическое вмешательство), ненадлежащая информированность никакой ответственности для врачей за собой не влечет, несмотря на то что закон нарушается.
Дело в том, что судья может задать вам единственный вопрос: вы отказались бы от операции, если бы знали, что она может привести к тяжелым последствиям, учитывая, что отказ от операции неизбежно приводит к смерти? Как вы понимаете, ответ заложен в вопросе, а значит, ненадлежащая информированность в данном случае ничего за собой не влечет. Суд будет исходить из предположения (и обоснованно), что обычно люди соглашаются в таких случаях на операцию, чтобы спасти свою жизнь, даже если бы жизнеспасающим был только 1 % операций, а здесь он заведомо выше.
У меня была операция по исправлению близорукости. На левом глазу было минус 15, на правом – 18. После операции на левом стало минус 4, а второй не видит.
♥ Могу ли я обратиться в суд с требованием о возмещении мне вреда?
Надо сказать, что перед операцией я подписал согласие о том, что сознаю риск утраты зрения в результате оперативного вмешательства. (Дмитрий)
Дмитрий, здесь прежде всего надо использовать правило логики: если не можешь решить проблему в целом, разбей ее на части. На левом глазу, как я понимаю, цель операции достигнута, и о нем с юридической точки зрения можно до некоторой степени забыть (он важен лишь для расчета исковых требований, если операция была платной: вы можете требовать возврата лишь половины суммы по договору, поскольку вторая половина услуги достигла своей цели).