Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра

Мединский Владимир Ростиславович

Во-первых, внешность. Белый, румяный, с красивой окладистой бородой, крепкого телосложения. Современники особенно отмечали кроткое выражение глаз.

Во-вторых, характер. Он был не так чтобы просто хорошим человеком. Он был понятным. Его психологический тип вполне отвечал представлениям о том, каким должен быть русский. Можно даже добавить — русский мужик. Добряк по натуре, он страдал вспыльчивостью, легко давал волю рукам и языку, но при этом, как водится, был отходчив. Накричит батюшка-царь, а то и побьет, но потом обязательно обласкает да наградит.

Раз с патриархом Никоном он поссорился прямо в церкви, обозвав его по матушке. Невозможно удержаться, чтобы еще раз не процитировать... Ключевского.

Неизвестно, какими историческими материалами пользовался наш прославленный историк, но он счел нужным отметить: «Алексей был мастер браниться тою изысканною бранью, какой умеет браниться только негодующее и незлопамятное русское добродушие». В общем, проверенный, наш товарищ. Даже ругань — и та по-человечески понятная. Далее гнев — не страшный.

Европейцам он был менее понятен. Странным казалось отсутствие в самодержце какого-либо тиранства. Австрийский посол с непередаваемым изумлением отмечал, что русский царь — при всей своей беспредельной власти — ни разу не посягнул на чье-либо имущество, на чью-то жизнь и честь. Добавим — на жизнь, имущество и честь изменников и преступников Алексей Михайлович посягал, и не раз. И бывал крут. Австрийца же удивляло, что царь не казнит и не отнимает имущества политических конкурентов. Видимо, конкурентов «природный царь» себе просто не видел...

Два письма одного самодержца

Человек очень религиозный, Алексей Михайлович необычайно гордился перестроенным и украшенным при нем Саввино-Сторожевским монастырем, который сделал своей загородной резиденцией. Но там произошел инцидент: казначей выпил, подрался со стоявшими в монастыре стрельцами, побил их офицера и велел выбросить за ворота стрелецкое оружие и платье. Лихой такой оказался монах...

Царь написал ему послание, озаглавленное так: «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дому и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню (во как! ©) и злому пронырливому злодею казначею Миките» [138] . Здесь интересно даже не то, что великий государь обеспокоился пустяковым, в сущности, случаем — ну, задело человека.

138

Ах, что за стиль! «Ненадобный шпынь» — это стоит того, чтобы запомнить. Думаю, стоит кому-то хоть раз произнести данные слова с парламентской трибуны в адрес того ненадобного шпыня, который этого заслуживает, — и выражение пойдет гулять по интернету ©.

Любопытно, что могущественный царь, которому ничего не стоило стереть какого-то казначея в порошок, вероятно, перечитав обращение и довольно усмехнувшись, в самом письме меняет тон. Он пишет, что будет просить милости у чудотворца Саввы, чтобы он оборонил его, царя, от казначейского злонравия: «Рассудит нас Бог с тобою, а опричь того мне нечем от тебя оборониться». Это царю — от монастырского казначея?!

Как же страшно было монаху, получившему яростное царское послание! Сперва страшно, а потом стыдно. Как странно о таких случаях было узнавать иностранцам. Как приятно — русским...

Вот вам естественный гений пиара — даже в мелочах.

В 1660 году бежал за границу сын будущего главы Посольского приказа [139] , кадрового дипломата Афанасия Ордина-Нащокина. Молодой человек подавал большие надежды, но иноземные учителя вскружили ему голову рассказами о Западной Европе, и сын подставил отца, нанеся удар по его карьере.

Ордин-Нащокин просил отставки. Что же ответил царь? «Просишь ты, чтобы дать тебе

отставку; с чего ты взял просить об этом? Думаю, что от безмерной печали. И что удивительного в том, что надурил твой сын? От малоумия так поступил. Человек он молодой, захотелось посмотреть на мир Божий и его дела; как птица полетает туда и сюда и, налетавшись, прилетает в свое гнездо, так и сын припомнит свое гнездо и свою духовную привязанность и скоро воротится»...

139

То есть министра иностранных дел.

Ну мог ли после такого «царского разноса» боярин Ордин-Нащокин не положить жизнь за царя, коли потребуется?

Иванов С. В. (1864-1910). Приезд иностранцев. XVII век

День царя

«Свита играет короля» — говаривали французы. Верно, играет. Имидж Государя делает его двор. Алексей Михайлович при своей простоте и неприхотливости сумел завести двор богатый, красивый и пышный. И еще добрый и хлебосольный.

«Двор московского государя, — писал англичанин Карлейль, — так красив и держится в таком порядке, что между всеми христианскими монархами едва ли есть один, который бы превосходил в этом московский. Все сосредоточивается около двора. Подданные, ослепленные его блеском, приучаются тем более благоговеть пред царем и честят его почти наравне с Богом». Вообще, все иноземцы, посещавшие Москву, поражались величию двора «тишайшего государя». Даже те, кто своими глазами видели Версаль! Алексей Михайлович являлся народу не иначе, как самым торжественным образом.

Его поведение было образцовым для каждого батюшки-царя. Все знали, что царь чрезвычайно религиозен. В церкви Алексей Михайлович порой выстаивал по пять-шесть часов, клал по тысяче земных поклонов, а то и по полторы тысячи. Обычно же у царя на обедню уходило около двух часов. Эта религиозная физкультура производила необычайно сильное впечатление на всю Святую Русь. Вот он, народный заступник перед Богом!

После нее в будни он занимался делами. Сохранились собственноручные записи царя — то, как он готовился к заседанию Боярской думы. Вопросы повестки дня разбиты на три группы. Те, по которым у царя нет своего мнения, и он оставляет их боярам. Те, которые он уже обдумал, но пока требуют обсуждения. И те, по которым он принял решение, и которые теперь надо только утвердить. Вообще, сильной стороной его правления было постоянное делегирование полномочий — у Алексея Михайловича всегда были приближенные, которым он мог доверить тот или иной участок работы.

По полудни дела оканчивались, начинался царский обед. Подавалось до семидесяти блюд. Царь часто отсылал их — с царского стола — тем, кому хотел сделать приятное. Но в чревоугодии его было трудно обвинить: Алексей Михайлович держал все посты и питался буквально по-монашески.

«После обеда царь, как всякий русский человек того времени, должен был спать до вечерни: этот сон входил как бы в чин благочестивой, честной жизни. После сна царь шел к вечерне, а после вечерни проводил время в своем семейном или дружеском кругу, забавлялся игрою в шахматы или слушал кого-нибудь из дряхлых, бывалых стариков, которых нарочно держали при дворце для царского утешения. Тот рассказывал царю о далеком Востоке, о Кизильбашской земле; другой — о бедствиях, какие испытывать довелось ему от неверных в плену; третий, свидетель давно минувших смут, описывал литовское разорение...», — повествует Костомаров. Это было для царя чем-то вроде телевизора.