Особенные. Элька-4
Шрифт:
— Но я не понимаю.
— Ты трижды отдала свою силу тьме.
— Но я не отдавала. — попыталась осмыслить происходящее я, а Бальтазар поспешил объяснить.
— Свойство Хаджен — отбирать вместе с жизнью и силу.
— Значит, я умерла?
— Боги, Зар, ты совсем запугал девочку, смотри, как она побелела. Пойдем дорогая, я все тебе расскажу, а то этот недотепа только и может, что туман наводить. Не пора ли его уже рассеять?
— Ну, не сердись, моя Альона, это же так, для антуража.
Не успела я удивиться
— Это рай?
— Можно сказать и так, — улыбнулась Алена. — Теперь это наш дом.
— Так вы расскажете мне, как все это получилось?
— Конечно, — с готовностью ответил Бальтазар. — Когда-то я поделил мир магии пополам, на две равные половины тьмы и света, но не учел одного, что разделяя земной мир, я делю и небесный.
— И тут, ты влюбился в светлую, — усмехнулась Алена.
— Не просто влюбился, я был сражен, покорен и уничтожен вами, моя прекрасная леди, — раскланялся перед нами предок, и не удержался, расцеловал нас обеих. — И тут я понял, что насладиться своей любовью, даже добившись благосклонности, я не могу.
— Мы причиняли боль друг другу одним прикосновением, — вздохнула Алена, вспоминая с грустью о чем-то своем.
— Конечно, я не мог с этим смириться. Я искал способ.
— И вы его нашли?
— Я создал тайный мир, где грань между тьмой и светом размывается, где возможно даже невозможное.
— А я думала, его основная цель — защитить нас от мира, или мир от нас.
— И это тоже, — согласился со мной Бальтазар. — Но не забывай, моя прекрасная внученька, я больше эгоист.
— Все вы темные такие, — фыркнула Алена, и я вместе с ней. — Этот наглый негодяй создал тайный мир для себя.
— Для нас, — поправил предок.
— Ну, а дальше, этот идиот пришел ко мне. Конечно, я отказалась.
— Я смекнул, что в жизни нам не быть вместе, эта упрямая женщина разбила мне сердце своим отказом.
— Да, но я и забыла, что темные не умеют проигрывать. И этот невыносимый тип захотел достать меня в посмертии.
— Именно. Я создал тайное общество «Темная кровь», создал пророчество Осванг, сделал все, чтобы мои сторонники, последователи, да кто угодно когда-нибудь закончил мое дело.
— Ценой моей жизни? — возмутилась я.
Бальтазар притих, виновато посмотрел на Алену, а потом сказал:
— Ну, мы же темные.
Нам обеим захотелось прибить этого гада.
— Блин, вот свезло с родственничками, так свезло.
— Зато ты единственная в своем роде, — выдал предок. Ага, это типа он меня так утешил.
— Так значит, теперь тьма и свет объединились? А регистраторы.
— Боюсь, милая, ваше общество ждут колоссальные изменения, не сразу, конечно. Но все,
— Пойдем?
Я уже хотела взяться за протянутую руку Алены, но вдруг затормозила. Мне вдруг почудилось что-то, послышалось. Я обеспокоено обернулась, и увидела позади… внизу, у подножия лунной дорожки… силуэт. Он был так далеко, почти неразличим, но он стоял, протягивал руку и шептал:
«Вернись, вернись ко мне». Я знала его, я любила его, и я должна была вернуться.
— Альона, кажется, наша девочка совсем не торопиться к нам, — заметил Бальтазар.
— А можно… можно мне назад?
— Конечно. Мы тебя не держим, дорогая, но будем ждать. Тебя и Алю, моего правнука Георгия, и моего прапраправнука Андрея. Не торопитесь к нам, но знайте, что здесь вас любят, ждут, и примут с распростертыми объятиями.
— Здесь, теперь мы будем вместе, — продолжил Бальтазар. — Благодаря тебе, моя крошка. Альона, правда у нас удивительная внучка?
— Правда, правда, — закатила глаза моя прародительница. — А теперь иди, спеши к своему любимому и будь счастлива.
— Обязательно буду, даже не сомневайтесь, — ответила я, обняла своих чудаковатых предков и бросилась бежать вниз, прямо в объятия моего любимого.
Пришла в себя я сразу, рывком. А рядом бабушка, бледная, слегка помятая, в смысле прическа растрепалась, лицо осунулось, глаза потускнели и она плакала, реально. Я в последний раз ее в таком состоянии видела, когда в больнице после постыдной попытки самоубийства лежала. Но сейчас было еще хуже. Да на ней лица не было.
— Бабуль? А почему здесь так холодно? — прошептала, нет, скорее прокаркала я. Вот и голос куда-то подевался, и я реально замерзла.
— Эля? — выдохнула бабушка. Ее глаза раз в пять увеличились в размерах и она кинулась меня обнимать и тут-то я поняла, чего это ее так распирает от счастья. Угадайте с двух раз, где я лежала? Ага, в мертвецкой, со жмуриками. Теперь уже мои глаза увеличились в размерах от непередаваемых ощущений. Это сколько же я в отключке пребывала, что меня за мертвяка приняли?
— Сутки, — выдала бабушка, когда перестала меня ручьями слез поливать, обнимать и лобзать, словно я икона какая.
— Сутки?
— Сутки, — подтвердила бабуля.
— Но как же. А что же. А где же. — в общем, дар речи у меня пропал надолго, аккурат до того момента, когда дверь в мертвецкую не открылась и не вошла.
— Мама!
— Эля? Эля!
В общем, эпизод с ручьями слез, обниманиями и целованиями повторился по второму кругу.
— Видимо, это у нас семейное, неожиданно воскресать, — хмыкнула я, намекая на виденную мной своими собственными глазами смерть моей дорогой мамули.