Особенные. Элька-4
Шрифт:
Я видела наше отражение в зеркале, его потемневший взгляд, который говорил больше тех слов, которые он намеревался произнести.
— Ты влюбился?
— Да. Не думал, что это возможно.
— Почему?
— Это ритуалы карателей. Их три. Ты показываешь свою силу, сражаясь с лучшими воинами, на втором этапе побеждаешь свой самый сильный страх, а на третьем отдаешь то, что дорого больше всего, то, что связывает тебя с миром, с людьми, то, что делает тебя самим собой.
— Что ты отдал? — тихо спросила я.
— Любовь к семье. Как бы я не относился к отцу, но я любил его, любил мать, братьев. Это держало меня,
Твое благополучие, твои чувства, желания стали важнее всего, важнее меня самого. Я хотел тебя, я хочу тебя, всегда.
— Тогда почему ты сделал все это? Почему отказался от нас?
Я повернулась к нему, чтобы посмотреть в глаза, потому что зеркала было уже недостаточно. А он молчал. Так долго, что я подумала: «не ответит». Казалось, он и сам боролся с чем-то в душе, с чем-то таким же болезненным, как и весь этот разговор, как и наши прежние обиды, как расставание.
— Я сделал это, потому что тебя заметили, мои чувства к тебе заметили.
Он замолчал, коснулся моего лица своей немного грубой ладонью, и так смотрел, что меня пробрала дрожь, только уже совсем не страсти. В его глазах был страх, то, что я, наверное, никогда не должна была увидеть, то, что я никогда и не видела в нем до этого момента. Он сказал, что избавился от своего самого главного страха. Кажется, теперь приобрел новый. И у него мое имя.
— Раньше, я не задавался вопросом, почему каратели так редко находят себе пару, почти никогда не влюбляются, они живут, как все, даже могут завести подружку и не одну, но никогда в этом не участвует сердце. И мы можем с легкостью бросить одну, найти другую, третью, или вовсе быть к этому равнодушным.
— И к чему ты пришел?
— К одному очень неутешительному выводу. Если ты не важен для Мессира, если не представляешь никакой ценности, то он тебя отпустит и даже благословит.
— Но это не твой случай, — мне даже догадываться не нужно было. Он всегда отличался, выделялся среди прочих. Это и хорошо, и плохо, как оказалось.
— Мессир управляет орденом уже больше ста лет. Ему давно намекали, что пора бы уже обзавестись достойным приемником, подготовить себе замену, того, кого бы мог назвать лучшим.
— И он выбрал тебя.
— Тогда меня это устраивало. Было естественным, что он меня обучает, тренирует, готовит идеального лидера, идеального Мессира холодного, бесстрашного, циничного, не способного жалеть ни о своих действиях, ни о просчетах других. Быть вправе наказать, и справедливо вознаградить, просчитывать миллионы возможностей, и уметь отсекать ненужное. Любовь, чувства, страсть, все это было ненужным. Да я и не знал, что это такое.
— И тут я все испортила.
— Не испортила, а научила. Показала, насколько мы ограничены, насколько слепы, насколько доверяем тому, кто сам любить не умеет. Ему знакома только власть, ее вкус он познал сполна, и не намерен отпускать то, что уже признал своим.
— Но если ты полюбил, связь должна быть разорвана. Его приказы больше не влияют на тебя.
— Да. Но у него есть другие. — он недоговорил, а я увидела, как полыхнули от гнева его глаза, как окаменели мышцы, как похолодел
Заметив мою тревогу, он тут же переключился, понял, что напугал меня, и снова погладил по волосам, щеке, коснулся губ, забирая все мои страхи, но не свои.
— Пожалуйста, не закрывайся. Тайны не приносят облегчения, они лишь разрушают, разлучают нас. Пожалуйста.
— Я не хочу, чтобы ты боялась. У тебя и так поводов предостаточно.
— С тобой я ничего не боюсь.
В ответ он слабо улыбнулся, но я даже представить не могла насколько все было плохо.
— Несколько лет назад мой друг, один из лучших наших воинов полюбил девушку. Но она оказалась опасной ведьмой, несущей угрозу миру. Мессир вынес ей смертный приговор.
— И вы убили ее? — ужаснулась я.
— Я убил ее.
А я задохнулась от ужаса.
— Прости, но мы именно такие, как о нас говорят. Мы чудовища, мы бесчувственные, жестокие каратели, не знающие, что такое жалость.
— Нет, не говори так. Ты не такой. Ты никогда не был таким.
— Был, — резко ответил он. — И если бы не ты, я даже не знал бы, что такое сожаление. Мы не вольны обсуждать или оспаривать его приказы. Пока есть связь, мы лишь безликие исполнители.
— Она была невиновна?
— Не знаю. Но то, что стало с ним, с моим другом… он потерял свою человечность, это не просто каратель, это зверь, опасный, жестокий и непредсказуемый. Когда погибает та, с которой ты горел — умирает душа и все человеческое, что есть в тебе.
— Постой, ты хочешь сказать мне, что… твой Мессир хочет меня убить?
— Когда на тебя напали у ресторана… люди… мы не успели их допросить. На них не было никаких опознавательных знаков, отпечатки пальцев сожжены, программа распознавания лиц ничего не дала, а на руке у каждого символ против посмертного допроса, и камера наблюдения у ресторана так вовремя оказалась неисправной. Ни улик, ни свидетелей, ничего. Слишком похоже все это было на наши методы. Да, это было только подозрение, предчувствие. В тот вечер позвонила Олеф и рассказала о видении. Я очень хотел списать это нападение на J., потому что каким бы сильным он ни был, с этим я справлюсь. Но после нападения на клан Шенери, после допроса Венеры сомнений не осталось. Она не видела лица убийцы, но запомнила шрам на руке одного из нападавших. Я понял, о ком она говорила, я понял, что это был один из моих братьев. Тот, девушку которого я когда-то убил. Тот, кто по словам Мессира мертв.
— Так может.
— Не может. Мессир не ошибается, если сам этого не хочет.
— Тот со шрамом… это он напал на мою семью? Но погоди… почему тогда им приказали меня не трогать? Если твой Мессир так хочет моей смерти?
— Ты забегаешь вперед, дорогая, — улыбнулся он, поправляя съехавшее с моего плеча одеяло. — Когда на тебя напали у ресторана, это были догадки, но даже они до смерти меня пугали. Если бы тогда ты умерла, то с тобой умерли бы все чувства, я перестал бы существовать, идеальный Мессир, бесчувственное чудовище, способное отдавать приказы, посылать на верную смерть, не особо терзаясь чувством вины. И я решил отдалиться настолько, насколько это было возможно. К тому же Михаил так вовремя попросил позаботиться о его дочери. Это была идеальная возможность. Конечно, он не поверил. Но здесь свою роль сыграл Дэн и ты.