Особенный. В твоих руках
Шрифт:
– Сначала ты ответь, для чего пошел, если сидишь в своей работе и даже не смотришь на меня?
Правая бровь Макса медленно ползет вверх, в его глазах появляются смешинки:
– Вообще-то я старался не смущать тебя своим вниманием.
– Вообще-то мне твое внимание приятно, – передразниваю раздраженно. – Не нравится, как танцую? Так и скажи! Это стиль такой, он своеобразный. Контемпорари называется. В нем есть элементы йоги и акробатики. Не балет, конечно, но считается сценическим танцем и очень популярен на западе…
Макс
– …Что смешного? Выгляжу комично? Ладно, что уж! Танцую уродски, так хоть повеселю тебя. Костю тоже надо было взять, вместе бы посмеялись!
Максим вовсю лыбится, а я едва не плачу от обиды. Жалкая неудачница, которую он не полюбит, уедет скоро, бросит. Послать его хочется. К чертям или еще куда подальше. Выбирая направление, воздух ртом хватаю, хватаю... А он резко подается вперед и обнимает.
– Иди сюда, глупышка, я объясню, – притягивает к себе за шею. – Ты такая охрененная сейчас, такая секси, что мне тяжело смотреть, понимаешь? Я тебя так сильно хочу, что физически больно, – шепчет в ухо.
Это щекотно, а его слова не вяжутся с моими мыслями и уязвленными чувствами. Я пытаюсь увернуться, но он не отпускает. К скале мягко толкает, сверху нависает. В синих глазах блеск сумасшедший. Заметь я его раньше – танцевала бы, как богиня. Но я близорукая и без линз, а Макс сидел далеко.
– Тебе правда нравится? То, как я танцую? – уточняю.
– Мне в тебе все нравится, Лиза. Как танцуешь, говоришь, смеешься… Как смотришь на меня и стесняешься, а стоит поцеловать – дикой становишься, – шепчет в губы, дыханием их согревая. – Как ты пахнешь нравится, как дышишь рывками сейчас…
Его губы прижимаются к моим, руки спускаются по спине и сжимают. Я пытаюсь сделать вдох, но уже не могу, задыхаюсь в его фирменном глубоком поцелуе, трепещу в его руках.
Думать больше не получается, только чувствовать, как сильно люблю и хочу быть с ним. Никто не знает, что будет дальше. Простым смертным это не дано. Жить моментом и уметь им насладиться – это все, что мы можем. Этому я тоже учусь и сейчас у меня получается.
А потом я танцую. Сначала у скалы, позже на берегу – босиком на мокром песке и уже почти в темноте, потому что разговаривали, а точнее – целовались, мы дольше пяти минут. Маша снимает и приговаривает, что все идеально. Максим держится в стороне, но все время смотрит. Я его взгляд кожей чувствую и танцую только для него. Хочу и дальше ему нравиться, остальное «дальше» не так уж и важно.
Глава 25
Жизнь – маятник: чем глубже страдание, тем сильнее счастье. Это сказала Айседора, та «босоногая американка», что пленила сердце молодого русского поэта. Недавно я читала ее мемуары, некоторые фразы запомнились.
Сегодня я была в отчаянье. Чувствовала себя бесталанной и, как следствие, никому не нужной. Ненавидела обезображенную шрамом ногу, деревянную спину и корявые руки. Гнобила себя.
Маятник качнулся.
После съемки на пляже нас забрал Костик. Пока ехали к дому, Макс не сводил с меня восторженных глаз и держал за руку, сплетая наши пальцы. От счастья распирало! Какие там гормоны вызывают это чувство? Дофамин, эндорфин, серотонин? У меня передоз каждого, я от них, как пьяная.
Смотрю в зеркало и обалдеваю – так сияю, словно внутри меня кто-то свет зажег. И я знаю, кто это сделал. Сушу волосы феном и сама себе улыбаюсь. Лучшему в мире парню во мне все нравиться, он это сказал.
Внизу тихо играет музыка. Когда я поднималась, там шло активное обсуждение, ехать на ужин в город или заказать доставку еды на дом. Костик хотел остаться и выпить пива, Маша была настроена погулять, они спорили. Мне все равно, где пройдет вечер, я думаю о ночи, что наступит после. Тешу себя иллюзией, что готова.
Никак не могу решить, что лучше надеть: джинсовые шорты и топ или сарафан? В город лучше платье, но не факт, что мы поедем. Надеваю шорты, переодеться, если что – одна минута.
По лестнице бегом спускаюсь. Меня уж заждались, наверное.
Вижу Макса – и сердечко ускоряется. Он стоит у кухонного островка, выкладывает пиццу из коробки. До этого был в шортах, теперь на нем льняные брюки и рубашка. Переоделся, чтобы ехать в город? Пицца тогда зачем?
– Ты долго, – смотрит на меня и улыбается.
Божечки, какой же он красивый!
– Не знала, что надеть, – признаюсь.
– Можно было ничего не надевать, – подмигивает.
Мне резко становится жарко. Он еще не видел меня голой. Трогал везде и даже живот целовал, задрав майку, но полностью не раздевал.
Макс снимает с навесного держателя два высоких бокала, достает из холодильника шампанское. Пробка вылетает громко, я оглядываюсь по сторонам:
– А где все?
Пространство первого этажа – это большая гостиная и открытая кухня, мы здесь одни.
– Костя повез Машу на набережную кормить мороженным и катать на каруселях. Вернутся поздно. Шампанское будешь?
Макс протягивает наполненный бокал, медленно ведет по мне взглядом. Выглядит он обалденно, эта рубашка ему очень идет. Ярко-синяя, под цвет глаз. Я очень хочу сделать ему комплимент, но не решаюсь.
– Буду, спасибо, – заметно стушевавшись, беру бокал и делаю глоток.
– А пиццу? Она сырная, ты такую любишь.
Пицца выглядит аппетитно, но что-то мне не до еды. Внутри стремительно нарастает напряжение. Мы остались вдвоем и пьем из запотевших бокалов шампанское. Это значит, что все начинается?
– Пиццу не хочу.
– Я знал, предвидел, – усмехается Макс. – Есть запасной вариант.
Он придвигает блюдо, на котором яркими треугольниками выложены три вида ягод.
– Это что, клубника? – вытягиваю шею.