Особняк покинутых холстов
Шрифт:
– Все так, все так, – кивнул Михаил. – Но появились обстоятельства, которые оправдывают мое неделикатное поведение, – пояснил: – Ко мне обратился Хаюрдо с просьбой, чтобы я предупредил тебя, что он намерен встретиться с тобой. Он хочет познакомиться.
– Хаюрдо? Познакомиться со мной? – Она неожиданно весело и звонко рассмеялась. – Дурдом! Ты действительно сумасшедший! Встретиться с тем, кого давно нет в живых! Ты в своем уме?
– Совершенно.
– А может, все это мне снится?
– Можешь потрогать меня. Я не сон.
– Да кто тебя знает. Только наяву вряд ли нормальный человек стал бы предлагать встречу с не существующим ныне художником. Или ты способен вызывать души умерших? Кто же ты? – Отчего-то вдруг Лилия испугалась такой встречи, ее пробил холод. Девушка ощутила пустоту в душе, точно ее выполоскали до невероятной чистоты, не оставив в ней ничего живого. Пальцы Лилии похолодели. Она дотронулась ими до лица и вздрогнула, почувствовав их бескровность, будто их покинул дух жизни. И тогда Лилия представила, что встреча с Хаюрдо, вероятно, может состояться, но только где-то там, за гранью ее жизни. Там, где находятся души после ухода людей из этого мира. Эта мысль еще глубже окунула девушку в ледяную стынь. Она помертвела, посмотрела на Михаила со страхом. Его предложение показалось ей ужасным, но еще ужаснее в этот миг показалось его лицо. Оно не улыбалось, не давало ей надежду на то, что он пошутил. Но если он пошутил, то эта шутка была безобразной. Как он смеет издеваться над нею? Как вообще можно подобным образом глумиться? Она этого не простит ему. За это следовало бы сейчас в шею вытолкать его за дверь. Мысли заработали именно в таком ключе. Но девушку словно сковало, она не могла выдавить из себя ни слова. Да и что толку от всех слов, от
– Я передам ему, – удовлетворился Михаил. – Сейчас его нет в городе. Он со своей выставкой отправился по другим местам. Когда снова появится здесь, я сообщу тебе. А теперь разреши откланяться. Я вижу, что изрядно надоел тебе, ты готова разорвать меня. И если бы у тебя не было хорошего воспитания, ты сделала бы это немедля, не задумываясь.
– Возможно, – пожала она плечами. – Но злюсь я больше на саму себя за то, что выслушиваю твой бред, а теперь еще начинаю бредить сама. – Внутри себя она проглотила усмешку.
– Ты больше не увидишь меня до тех пор, пока в городе снова не появится Хаюрдо.
В общем-то, некоторое время назад именно этого хотела Лилия. И ей стоило бы сейчас просто принять к сведению его намерение. Между тем язык предательски стал выговаривать иные слова:
– Делай, как знаешь. – Она была уже не против того, чтобы он еще задержался. – Только мне такие жертвы не нужны. Я вовсе не возражаю против твоего присутствия. Можешь заходить ко мне в гости, когда я буду дома, – разбавлять мое одиночество. Но только как мой недавний знакомый, не более. На какие-то другие отношения не рассчитывай. Не уповай даже просто на дружбу. Я крайне разборчива в выборе друзей и очень осторожно завожу новых.
– Я заметил это. С удовольствием принимаю твое приглашение изредка бывать у тебя в гостях. Надеюсь, нам будет о чем поговорить.
– Время покажет.
– Разумеется. – Он слегка кивнул. – А теперь я все же прощаюсь. У меня много дел сегодня, которые нельзя откладывать на завтра.
– Не задерживаю.
Он сделал новый, более глубокий кивок, как делают вежливые люди старой закваски, и вышел из квартиры. Лилия прислушалась к его шагам на площадке, но ничего не услышала, как будто он за секунду куда-то испарился. Звука лифта также не последовало. Девушка недоуменно пожала плечами и тут же забыла о Михаиле, глянув на картину, с которой ее глазами, как отражение в зеркале, смотрело лицо, которое она знала наизусть. На ум пришло, что надо иметь настоящий талант, чтобы так превосходно передать на холсте ее внешность. И не только внешность, но и ее эмоциональное состояние. Ведь она именно такая – вся в эмоциях, как на картине. Романтичная, порывистая, нередко противоречивая, но загадочная одновременно. В реальной жизни она скрывает это, потому что не видит того, кто мог бы оценить ее достоинства и не замечать при этом недостатки. Ибо все свои достоинства она отчасти считает своими недостатками и наоборот. Но иногда ей было трудно определить, когда ее достоинства становились недостатками, а когда недостатки делались достоинствами. Путалась в этом, сама себя не понимала. Чего уж в таком случае говорить о чужих людях? А если вернуться к картине, то коль это совершенная копия манеры Хаюрдо, то надо признать, что стиль Хаюрдо был великолепен и талант непререкаем. И кто бы сейчас ни нарисовал эту картину, он, безусловно, способен стать продолжением Хаюрдо. Видимо, с ним и предстоит познакомиться ей – очевидно, именно его просьбу передал Михаил. Лилия постояла перед картиной еще минуты две, рассматривая наряд. Ей нравилось такое платье. От него к ней переходило желание почувствовать себя дамой. Роскошной, неотразимой. Ее, бывало, тянуло в прошлое, хотелось ощутить себя барышней-дворянкой в окружении блистательных поклонников, но она всегда отбрасывала подобные мысли, боясь, что мечтания могут обернуться пшиком и она окажется обыкновенной простушкой, работницей мануфактуры. Между тем этот холст оживил ее былую тягу, точно дал надежду на то, что ее фантазии близки к реальности. И это стало еще одной причиной, почему она не могла вернуть картину Михаилу. Странно, как все в жизни переплетается и завязывается в один крепкий узел, который называется провидением! Насколько же художнику нужно быть проницательным, чтобы через косвенные детали показать ее тайные помыслы! Несомненно, это интеллект и рука настоящего мэтра. И отрадно было бы, если б это действительно была рука самого Хаюрдо. Но увы…
Часть вторая
6
Такими были знакомство и первые встречи с Михаилом. После этого он стал бывать у нее в гостях по два-три раза в неделю. Иногда чаще. И звонить каждое утро, справляясь о том, как ей спалось и как у нее настроение. Постепенно она привыкла к нему настолько, что отсутствие в определенное время звонка или пропущенное посещение ее не просто нервировали, но воспринимались как ненормальность. Их встречи и звонки не носили характера влюбленности, его ухаживания были дружескими, но не настолько, чтобы он и она в полной мере открывали друг перед другом свои души. Впрочем, сначала иногда, а потом чаще у Михаила прорывались признания, что он любит ее, что она приятна ему. При этом Лилия принимала безразличный вид, воспринимая его слова как обыкновенную вежливость, не имеющую ничего общего с настоящей любовью. Они беседовали о разных и многих предметах. И о Хаюрдо – тоже. В этих разговорах Лилия стала уже более покладистой, а подчас близка к тому, чтобы поверить, что Хаюрдо жив и ныне. Ибо Михаил был настолько убедителен, что она не находила весомых доводов, которые могли бы напрочь опровергнуть его утверждения. А бесконечно тупо подсмеиваться и отнекиваться становилось уже неучтиво и оскорбительно для собеседника. Чувствуя ее настроение, он не отступался и говорил, что она должна безоговорочно поверить в долгую жизнь Хаюрдо для того, чтобы ей открылись тайны прошлого. Все было заманчиво, хотя она не разумела, зачем ей нужны секреты прошлого и как вера в долгую жизнь Хаюрдо может открыть ей эти тайны. А еще не постигала, как это может знать Михаил. Что за связь у него с Хаюрдо? С тем, кого сейчас не должно существовать. Если все – игра воображения, тогда понятно. А если нет? Тогда это точно где-то за гранью существующей реальности. В голове был полный бедлам. Лилия видела в Михаиле такую же тайну, как в Хаюрдо. Но не пыталась разгадать ее, потому что чувствовала, что вход в эти секреты для нее закрыт, что для этого не пришло время. А посему бесполезно ломиться в закрытую дверь. И, видимо, дверь эта будет закрыта до того момента, пока она не поверит в жизнь Хаюрдо. Оставаясь в одиночестве, она спрашивала себя: а может, отбросить
7
В этот день Михаил задержался у нее до вечера. Когда за окном потемнело от внезапно наплывших на небо туч и хлынувшего дождя, он распрощался и ушел. Она не задерживала, только, провожая, предложила свой зонт, чтобы Михаил не намок, но тот отказался. Лилия пожала плечами: мол, как хочешь. Затем, закрыв дверь, глянула на время. До ночи было неблизко, тем не менее она почему-то почувствовала странную усталость, ее сильно потянуло в сон. Сопротивляться такому желанию не стала – разобрала постель, легла. И сама не заметила, как уснула. А среди ночи как будто что-то ее толкнуло. Лилия вздрогнула, открыла глаза, прислушалась. За окном продолжал идти дождь, капли били по стеклам и ручьями стекали вниз. Ей почудилось, что сквозь эти звуки она уловила какой-то шелест за дверью спальни. И хотя точно знала, что в прихожей никого и ничего не может быть, Лилия все же решила выглянуть за дверь спальни. Откинув одеяло, спустила с кровати ноги, сунула ступни в тапочки и слегка потянулась. Появилось ощущение, что выспалась. В общем-то, не удивительно. Легла рано. Сколько можно спать? Она вообще была ранней птахой. Иногда лишь по выходным дням позволяла себе расслабиться и поваляться в постели несколько дольше обычного. Но и то не спала. Или чутко дремала, или погружалась в какие-нибудь мысли, закинув руки за голову. В прихожей опять что-то прошелестело, и по спальне как будто пробежал легкий ветерок. Лилия насторожилась, встала на ноги. Дверь открыла, прислушиваясь к тишине в квартире. Никаких шумов, кроме звука дождя за окном. В голове мелькнуло, что шелест в прихожей почудился. Откуда он может быть, когда в квартире, кроме нее, никого нет? И все же надо пройти, посмотреть. И тут, в ответ на ее мысли, над входной дверью резко зазвонил звонок. Она содрогнулась от неожиданности. Сердце заколотило. Кто бы это мог быть среди ночи? Замерла. Звонок повторился. Настойчиво и противно. Тихонько по ковровой дорожке, не включая свет, Лилия пробежала к двери. Посмотрела в глазок. За дверью на лестничной площадке горел яркий свет. И никого перед дверью. Неприятный холодок прошелся по коже. Она не отрывалась от глазка, ждала. Но напрасно. Никто на площадке не появился. Странно. Она подумала: не послышалось ли ей? Хотя вряд ли. Такое послышаться не может. Отстранилась от двери, прижалась к косяку, подумала: надо включить свет. Потянулась к выключателю, как вдруг снова пронзительно разорвал тишину звон над головой. Лилия дернулась и опять прильнула к глазку. Лестничная площадка по-прежнему пуста. А свет на ней словно стал еще ярче.
– Кто там? – подала голос девушка. На всякий случай. А вдруг кто-то отзовется? Но никто не отозвался. Отчего-то ей сразу сделалось страшно. Темнота в прихожей стала пугающей. Лилия стремительно нажала пальцем на выключатель сбоку от двери. Вспыхнула люстра под потолком. Девушка вновь припала к глазку. На этот раз свет на площадке показался тусклым. Но, как и недавно, перед дверью было пусто. Она долго прислушивалась, надеясь услышать чьи-нибудь шаги, но в подъезде стояла ночная тишина. Некоторое время она, взволнованная, не отходила от двери. Звонок молчал. Еще раз Лилия задала тот же вопрос в пустоту и, не получив ответа, вздохнула. Решив, что кто-то из жильцов подъезда просто побаловался среди ночи, сделала более глубокий вздох, успокаиваясь.
Затем, проверив закрыт ли замок, подергав за ручку дверь, отступила от нее, медленно развернулась и остолбенела. На стене не было картины. Не поверила собственным глазам. Как такое может быть? Куда делась картина? Внезапно ее насквозь пробило словно током. Ведь, проснувшись, она из спальни слышала какой-то шелест. Что это был за шорох? Девушка проворно метнулась к выключателям, включая свет во всей квартире. Затем кинулась к окнам, балконной двери, проверяя, закрыто ли все. Все было затворено, а картины на стене нет. Исчезла. Лилия смотрела на то место, где висело полотно, и ничего не могла сообразить. В голове не укладывалось, как и куда мог пропасть огромный холст. Ведь она одна в квартире, кроме нее – никого. И шорох, видимо, просто почудился. Все закрыто, все заперто. Никаких чужих следов. Заикаться о краже глупо. Мистика. Тело осыпало мелкой дрожью, как болезненной сыпью. В глазах застыл ужас. Мозг точно окостенел: ни одной мысли, даже самой тощенькой. Уши заложило, и сердце остановилось. И кажется, дождь за окном тоже остановился. Сколько длилось такое состояние у девушки, она не ведала. Не чувствовала не только ног под собой, но и всего тела. Точно она была не она, а что-то совершенно бессмысленное и пустое. Исчезновение картины как будто лишало девушку опоры и некой надежды на мечту. Шок раздавил. Первая мысль, которая появилась после того, как шоковое состояние стало таять, – немедля позвонить Михаилу. Сообщить о пропаже. Но тут же остановила себя. Какой смысл среди ночи поднимать его на ноги? Ведь ей нужна помощь, а чем он поможет? Сообщить можно и утром, и днем. А помощь? Какая помощь ей нужна сейчас? Разве кто-то способен сказать, куда делась картина? Тупик. Впрочем, можно звякнуть Эльвире – узнать, на месте ли ее холст. Как-никак, две картины, хоть и с разными портретами, но связаны между собой, как две подруги. А если утверждения Михаила верны… а они не могут быть неверны, потому что идут от Хаюрдо, две подруги связаны жизнями предков. Стало быть, все теперь стянуто в одну крепкую связку: предки, подруги, картины. Лилия кинулась в спальню за телефоном. Схватила его с тумбочки и набрала номер. Сонный голос Эльвиры выдал с хрипотцой:
– Чего тебе не спится? Ночь ведь.
– Твоя картина на месте? – без всяких объяснений огорошила Лилия.
– Какая картина? – не поняла Эльвира.
– Картина в прихожей, которую подвесил Леопольд. Твой портрет.
– Ты что, с ума сошла или шутишь? Разбудила среди ночи, чтобы спросить про картину?
– Я не шучу! – едва не до крика повысила голос Лилия. – Выгляни в прихожую, посмотри! – упорно не отставала.
– Ты точно чокнулась! Чего смотреть? Где же ей быть? Конечно на месте! – не хотела подниматься подруга. – Никуда я не стану выглядывать. Я сплю, – начала нервничать она.