Особняк

Голубев Игорь

Губерман чуть было не сбился. Так бывает не только с ораторами, но и с музыкантами. Знаменитый король трубы Армстронг дал петуха один раз в жизни, когда за первый от оркестра столик посадили человека, пожирающего лимоны.

– Дом находился в аварийном состоянии с... Это надо уточнить, но еще до Олимпиады. Тогда его просто прикрыли приветственным транспарантом. И никто нас не выселял. Так?
– Губерман чуть было не кинул взгляд на карлика, как Армстронг на по-едателя лимона, но Вячеслав молчал.
– Так. По слухам, здесь хотели разместить государственное учреждение.

Стены в строении восемьдесят сантиметров, сложены из хорошо обожженного кирпича и простоят до следующей московской Олимпиады - как минимум лет пятьдесят, а то и сто. Снести перегородки, заменить перекрытия и не знаю что там еще - дело, может, и непростое, но дешевое. Так? Начали вяло выдавать ордера. Почему вяло? Потому что дом в государственной собственности. Нашлись первые дураки - две семьи: Губерманов (адвокат поклонился присутствующим) и Канашкиных...

– Не надо так. Вы жили теснее других: две семьи в одной трехкомнатной, - сказал Краузе. Губерман поклонился Семену Семеновичу.

– Идем дальше. Все заглохло. Ни ордеров, ни комиссий. Зато стали появляться под окнами иномарки, какие-то люди с фотоаппаратами и прочая и прочая... Вдруг, через полтора месяца, являются чиновники и говорят, что нашли инвесторов, собирайте быстрее вещички и езжайте в Банино. Так? Так. Что из этого следует? Что строение продали по остаточной стоимости какому-нибудь авторитету, который работает с иностранцами по отмыву или на уже отмытых деньгах...

– Что же делать?
– вырвалось у Галины Анатольевны.

– Собирать вещички.

Повисла страшная пауза. Все были растеряны.

– Объясняю. Чиновникам надо было головы ломать - вдруг отказники найдутся. У вас жилищные условия приличные. Зачем вам Бутово, Марьино или, как мне, Ванино? А так - взятки получили, дом с рук сбыли, в казну города деньги положили, все по закону. Железно. Теперь пусть у инвестора голова болит. А у него болеть не будет. Он опять вытащит из штанов, пардон, пачки валюты, и вас всех - по суду с судебным приставом и милицией.

– Не дамся. Я старый коммунист. У меня ружье есть, - вскипел Воронцов.

– Сейчас той партии уже не существует, - сказал Загубленный.

– А вот и существует, - совсем уже отчаянно-жалко выдавил Дым Дымыч.

– Выход есть. По крайней мере, у многих. Мне подсказали, было такое распоряжение или указ: если ты в Москве родился, не менее сорока лет прожил, имеешь двадцать пять лет непрерывного стажа, не привлекался, то можешь выбирать квартиру в том же районе.

Адвокат оглядел собравшихся и разрешил себе сесть. Остальные стояли застыв, как скульптуры в Летнем саду. Минуты три переваривали услышанное, оценивали свои шансы, и многим они не понравились.

– Абзац, - сделал вывод относительно собственных шансов Алексей.

У Веры Дмитриевны все было в порядке. Галина Анатольевна задергалась не за себя, а за Севу. Краузе в свое время сидел, но, может, это и к лучшему, так как его причислили к жертвам.

Агеев вскочил на стол и топнул ножкой. На заре туманной юности он работал в цирке только по договору. Этих бумажек в семье не сохранилось.

–

У меня есть арбалет. Настоящий. Первый, кто попробует меня выселить, получит стрелу в глаз.

Заявление карлика в другое время могло вызвать улыбку. В другое, но не сейчас. Гнев его был всем понятен. Этот очень мягкий, умный маленький человек был известен всему Калачковскому переулку. Дети его боготворили. Почти все они "забесплатно" ходили на Цветной.

Броненосец "Потемкин", мелькнуло в голове адвоката. Так можно черт знает до чего договориться. Пора положить конец опасным настроениям, решил Губерман.

– Дамы и господа товарищи, есть еще несколько соображений. Если позволите, я их выскажу...

Все разом уставились на Наума Григорьевича. Никому не хотелось бунта. Бессмысленного и беспощадного.

– Все мы видим на старых строениях таблички: "Охраняется государством. Памятник архитектуры". Эти дома не подлежат сносу. Разве что маленькая внутренняя реконструкция...

– Но у нас не памятник, - удивилась Галина Анатольевна, не поняв, к чему клонит Губерман.

– Правильно. Это не дворянская усадьба. И не архитектурный шедевр. Скорее всего, дом, где сдавались квартиры внаем. Памятник - это не про нас.

Я говорю "нас", хотя не являюсь более членом вашего товарищества...

– Это вы бросьте. Не надо. Раз с нами, значит, наш, - по-военному прямо и четко расставил все точки над "и" Ребров.

– Наш, - нестройным хором выдохнули все. За этими дебатами как-то не заметили, что Земфира, бочком обойдя остальных, пробирается к дверям.

– Земфирка, а ты куда?
– спохватился Алексей. "Ночная бабочка" остановилась и замерла, как застигнутый на месте преступления школьник. Все уставились на нее, не сразу поняв, что происходит.

– Я же не ваша, - тихо сказала Земфира.

– Ладно, ты че...
– И Леха обвел взглядом окружающих.

– Живете с нами, - значит, наша, - сказал Краузе, и жильцы облегченно вздохнули. С Краузе не спорили, Краузе уважали.

Земфира вернулась на место.

Недовольной осталась одна Вера Дмитриевна, но и та предпочла промолчать под взглядом бывшего геолога.

– Продолжаю, - снова заговорил Губерман.
– Но бывают и другие таблички. Вы их тоже встречали:

"В этом доме проживал N. Этот дом посещал М.". Такие дома тоже не подлежат сносу. И из них не выселяют, если, конечно, не собираются создавать там новый музей. Вывод: надо покопаться в прошлом строения No 2 - это раз. Второе - надо покопаться в прошлом каждого из вас... нас. Может быть, найдем зацепку. Нужна личность...

– Папанин!
– выпалил Дым Дымыч.

– Что - Папанин?
– не поняла Вера Дмитриевна.

– Личность. Мне вроде отец рассказывал. Вам ли не знать? Вы же учительница, - ответил Воронцов.

– Знаю я Папанина, - кинулась защищать свою профессиональную гордость Вера Дмитриевна.
– Ну и что? Покорил Северный полюс... Подождите... Или в Америку слетал?.. Его всенародно любили...

– Нет, уважаемая Вера Дмитриевна, он Эверест покорил, - превратил все в фарс Воронцов.