Особняк
Шрифт:
– Это нехорошо, - согласился Леха сочувственно и с пониманием. Сколько надо?
– Пять, - жахнул Ватсон. Дело в том, что оскорбленная Вера Дмитриевна сообщила жильцам, что у алкаша огромная сумма -не меньше двадцати, она сама бумажник видела. Потому-то Ватсон и пошел ва-банк.
Леха вытащил деньги и молча протянул соседу.
– Огромное спасибо. На десять дней.
Доктор уже раскланялся, но Загубленный задержал его.
– Сильное сомнение у меня насчет инструментария, потому как в вашей профессии главный инструмент - во...
– понизив голос, сказал Леха
– Ладно, ступай.
Ватсон поспешно ретировался, а Леха вернулся на кухню к бутылке и Софочке, пьющей третью чашку чаю с конфетами. Хлопнул водочки.
– Чудаки люди. Ватсон занимал. На инструментарий. Представляешь, чем они там занимаются? Может, гланды через это место рвут? Инструментарий!
Леха еще раз осмотрел палец.
Софочка поняла, что сосед в кондиции, и сделала попытку покинуть кухню под благовидным предлогом. Тот обиделся. Что, разве она не понимает, что ему куда приятнее вот так вдвоем у камелька, чем один на один. Он и приятелей цеплял, потому что непривычно одному по-вурдалачьи. Сонька, конечно, Моль, но тварь живая, а значит, есть к кому обратиться. Он же после смерти матери совсем один. И на хрена ему две комнаты, вот найдет Сонька мужика, выйдет замуж, он ей вторую за так отдаст. Живите, радуйтесь.
Вот потому он Софочку и не отпустил. А тут новый звонок в дверь. Соседка отправилась открывать и вернулась с Галиной Анатольевной.
– Пьешь?
– строго констатировала бывшая директриса ателье.
– Пью.
Одну только Галину побаивался Леха Загубленный. Ну не то что побаивался, а-уважал. Чем-то та походила на Лехину мать. Такая же гордая. Только позаносчивей. Наверное, привыкла у себя там бабами командовать, вот и вросло. У Лехи мать попроще была. Но обе любили по осени соленья-варенья всякие в банки закатывать. Да весь дом любил, за редким исключением. В это время все, кроме сахара, дешевело. Пользовались этим, а может, и жить уже без этого сезонного порядка не могли, - распахивали на кухнях окна, не боясь простуд, и варили, мариновали, закатывали. Сколько было беготни за крышками. Кому попадались, то брали на все, сколько есть, и на весь дом. А какие из окон по переулку запахи носились!
– Деньги не все пропил?
– Заказ. Никак нельзя не окропить душу. Иначе какая работа. А на работе ни-ни. Вы меня знаете.
Тут Загубленный слегка приврал. Иногда срывался, но всех клятвенно уверял, что продолжает придерживаться принципа. Водочка - дело заводное. И не такие принципы ломала.
– На дело надо.
– Знаю. Верю. Не на ликвидацию последствий наводнений, не на инструментарий какой-нибудь, и на Северный полюс не пойдете. А что за дело-то?
– Севку пора женить.
– Давно пора, - подхватил Леша. И тут же осекся.
Галина Анатольевна сделала вид, что простила дураку бестактность.
– Невесту надо подыскать. Он у меня скромный очень. А приличную невесту - это, как сейчас говорят, "прикид надо иметь соответствующий".
Леха и Софочка на каждую реплику гостьи кивали, словно китайские болванчики.
– Я уже в ателье к подруге сходила. Заказала тройку, чтоб
– Святое дело.
Леха полез за деньгами в порядочно опустевшее отделение бумажника козловой кожи и был неприятно поражен тем, как тают деньги.
Дал.
И совершил по широте душевной еще один промах:
– А чего ее искать-то, невесту, когда она вот тут с нами готовая сидит.
Софочка от досады уперлась взглядом в стену. Галина Анатольевна странно так посмотрела на Леху, потом на "невесту готовую" и поднялась.
– Ладно, Алексей, спасибо тебе, - сказала она. Потом, пожалев пунцовую Софочку, добавила: - Это еще обдумать надо.
– И вышла.
Софочка на всякий случай послушала, как удалились шаги Севкиной матери, издала стон:
– Какой же ты, Лешка...
– Какой?
– Да такой.
И скрылась в своей комнате.
– Какой - такой-то?
– запоздало крикнул ей вслед Загубленный.
– А ну вас, баб, вам же лучше делают, а они сами с усами... Идиотка, кто тебя возьмет?
– буркнул он как бы Софочке, но негромко, чтоб не слышала, а если и услышит, так и надо.
Он посидел минут пять и достал из морозилки вторую бутылку...
Между тем в вестибюле первого этажа разыгралась следующая сцена. В ней принимал участие актив по спасению денег Загубленного от пропоя: Вера Дмитриевна, Ватсон и Галина Анатольевна. Софочка, которая была негласным агентом жильцов, отсутствовала по вполне понятной причине. Настроение у всех было аховое. Задачу они выполнили, но каждый при исполнении задуманного получил свою порцию неприятностей. Ватсону показали палец, Вере Дмитриевне запретили читать нотации, а у Галины Анатольевны открылись глаза на происки тихони Софочки. Нет, они не жаждали сиюминутной крови, однако каждый сделал маленькую зарубку на память. В самом деле, чего корячиться, если человек сам не хочет, чтобы ему помогли? Сделать лоботомию, как предлагает Вера Дмитриевна, и всех делов.
Соседи отчитались друг перед другом о сумме, полученной с алкаша. Деньги они обычно сдавали Краузе под расписку, но сегодня почему-то все решили оставить их при себе. Мало ли, пускают же банки деньги вкладчиков в оборот. Как это раньше до них не дошло. Зачем им лежать мертвым капиталом, на который даже процент не идет?
В подъезд вошел каперанг Ребров и очень удивился необъявленному собранию. Его сразу ввели в курс дела и предложили завершить операцию.
– Если все изъято, зачем мне идти?
– не понял Ребров.
– А если не все, если заначка? У всех мужиков заначки бывают, - здраво и зло рассудила Вера Дмитриевна.
– Заначки же от жен делают, - возразил каперанг.
– И потом, надо же и на карманные что-то человеку оставить.
– Ага. На хлеб и молоко, - съехидничала Галина Анатольевна.
– Вот что, друзья, я взял больше всех, - сказал Ватсон.
– У меня вечерний прием на носу. Вы тут обрешайте дела, а мне еще в музыкалку детей надо вести. Разрешите откланяться.
– И доктор живенько побежал к себе.