Особо охраняемый объект
Шрифт:
Анвар тихо отошел к стене, где среди разнообразного холодного оружия в деревянных ножнах, обтянутых кожей, крепился ятаган.
Это было старинное и редкое оружие. Турецкий ятаган имел двояковыгнутый клинок, обратный у основания и сабельный у острия. Анвар снял его с ковра, мгновение подержал в ножнах, затем освободил из них холодное оружие, ножны положил на стул.
Его пальцы словно обняли рукоять, которая у головки имела расширение для упора кисти руки. Эбель взял ятаган обратным хватом, как обычный нож, перебрал пальцами на костяном эфесе, словно держал в руках уникальный инструмент и привыкал к нему перед игрой.
Он подошел к Мабруку, который словно специально наклонил голову,
Анвар походил на матадора, наносящего быку смертельный удар. Одним точным выверенным ударом он вонзил клинок между шейными позвонками врача, разъединяя их. Этот удар будто отрепетировал в детстве на соломенном чучеле быка, а вот применить его на ком-то живом пришлось только сейчас.
Ятаган был идеальным орудием убийства. Он не просто разъединил позвонки; его искривленное лезвие не позволило остаться нетронутым хотя бы одному нерву, одному его отростку…
Длиной больше шестидесяти сантиметров, клинок полностью вошел в шею Мабруку и торчал сейчас из его горла окровавленный, словно прошедший окончательную закалку. Только «уши», расширение для упора, не позволили Анвару пригвоздить предателя к полу.
Предатель.
Он считал Мабрука предателем.
Он мертв, а на душе тяжесть.
Тяжесть в теле, в руках. Анвар хотел было вытащить турецкое оружие из раны, но не смог этого сделать, словно двояковыгнутый клинок имел еще и зубья, вгрызшиеся в позвоночник. Анвар отпустил рукоятку ятагана и отошел от тела… Отступил от медленно расползающейся под доктором лужи.
Садык лишь на мгновение приковал взгляд к мертвому доктору. В ожидании дальнейших приказов он стоял в двух шагах от хозяина.
– Закопайте эту дрянь в самом вонючем месте на побережье.
– Слушаюсь.
И когда тело Мабрука завернули в ковер, пропитанный его кровью, и вынесли из дома, Анвар подумал об игре: алмаз ли интересует некую русскую группу или он сам в связи с убийством журналистов, в котором оказались замешаны его люди? Может быть, здесь замешаны родственники Рашида? Но нет, они до сих пор не знают имени мстителя. Как бы то ни было, Анвар был вынужден отвести от себя угрозу и в первую очередь вызвал людей Садыка.
Пока они находились в пути, он подумал о Сабире…
Он велел слуге позвать девушку.
Обняв ее и поцеловав в лоб, Анвар тихо сказал:
– Садись.
Девушка опустилась на оттоманку и, облокотившись о валик, снизу вверх посмотрела на Эбеля. Она не могла сказать, что обнаружила в нем глубокие перемены, но что-то изменилось в его взгляде.
Она ощутила странное чувство, будто мимо нее пронеслись последние вагоны состава.
Анвар тем временем вынул из шкатулки прямоугольную коробочку, обтянутую черным бархатом, открыл ее и вынул браслет из грата-гроссуляра прекрасного изумрудного цвета.
– Красиво… – прошептала девушка, принимая подарок. – Это изумруд?
– Цаворит, – ответил Анвар. – Камень встречается только в двух местах – в Танзании и Кении. И только прозрачный камень является ювелирным, – сделал он акцент на слове «прозрачный». Ему хотелось, чтобы смысл его ударения дошел до девушки сразу – она далеко не прозрачна, в ней много мути. И еще хотел, чтобы она поняла – пока еще рано заканчивать игру.
3
Красин не мог объяснить, по какой причине он сторонится Михея. Нашел, что в этом определении немало смешного. Михею девятнадцать, образование ниже среднего. А у Красина за плечами два высших заведения, на плечах – полковничьи погоны, опыта не занимать. И вдруг нашел приемлемое определение: он отторгал Михея, как отторгает организм чужеродное тело, пересаженный орган. По большому счету, он был лишним в команде, его роль – подай-принеси.
Отторжение сделало свое дело. Красин редко видел Михея, собственно, дал ему вольную. Его отношение к агенту передалось Ленарту и Полякову; последний демонстративно не замечал Михея, что со стороны казалось наигранным.
Сегодня Михей сам пошел на контакт с Красиным, постучав в половине одиннадцатого к нему в номер.
– Что у тебя? – спросил полковник, не отрываясь от телевизора. По ящику шла трансляция матча по бейсболу, игра, в которой Красин ничего не смыслил, но пытался понять правила и вникнуть в суть самостоятельно. Ему показалось, Михей скопировал с него, точнее – передразнил:
– Что у нас с оружием?
– У нас, ты сказал? – сузились глаза Красина. – Извини, как мне на это реагировать?
Михей пожал плечами: «Не знаю».
– Заруби себе на носу, мальчик: мы не планировали стрельбу изначально.
– Но Поляков еще в Москве говорил…
– Я не знаю, что вам говорил Поляков. Но я повторяю: мы не планировали стрельбу. Одна из причин – ваш нежный возраст. У нас другая задача – строго разведывательная. Даже похищение алмаза я отношу к этой категории. Мы можем перестрелять охрану, убить самого Эбеля, но не сможем завладеть камнем, который хранится как в банке. На вилле правит тотальный контроль, о чем и докладывала твоя подруга. Если у нее обнаружат стреляную гильзу, на нее надавят и разоблачат. Мы и так пошли на риск, снабдив ее связью. Она рисковала, когда выходила на связь через Луку. И это была хорошая работа. Связь в этом деле жизненно необходима. Этот риск был запланирован.
Красин выдержал паузу.
– Оружие. На Ближнем Востоке иметь при себе оружие смерти подобно. И лучшее, что может с тобой случиться в перестрелке, – это смертельное ранение. Иначе долгие годы гниения заживо в восточной тюрьме. Это как выбор между раем и адом. – Красин намеренно смягчил тон и объяснил это так: – Готовься к завтрашнему дню на положительных эмоциях. – И даже улыбнулся.
Михей вернулся от порога.
– Что будет с нами? – спросил он.
– Будем относиться к вам как к пьяным.
– Что это значит?
– Не станем вас задевать. Пусть этот вопрос тебя не беспокоит. Ты выполнял мои приказы. Но хорошо, что ты мне напомнил. – Красин вынул из дорожной сумки два билета на самолет. – Завтра вы вылетаете самолетом в Москву. И последнее: не облажайтесь.
Не успела закрыться дверь за Михеем, как Красин окунулся в болезненную тему – он и Дикарка; его влюбленность в образ девушки, которую он никогда не видел, а когда увидел, понял, что представлял ее именно такой. Он не мог внятно объяснить, что привлекало его в Тамире. Ее раскованность, граничащая с развращенностью, заводила его, была преступна. И еще ревность – он видит, как наяву, Дикарку в объятиях Михея. Требуется девятнадцатилетняя незамужняя… с опытом работы… с внешними данными… с восточными чертами… Королева должна дать шах и мат королю… и снова превратиться в пешку.