Особо охраняемый объект
Шрифт:
Теперь Михей работал с оглядкой на неожиданное подкрепление. От Красина он ожидал чего угодно, только не такого подарка. Они здорово рисковали, не будучи по духу спецназовцами.
Дикарка не отдавала себе отчет, когда громко позвала человека, который на протяжении тридцати дней был ее отцом.
– Анвар!
Звуки имени, произнесенные звонким голосом, будто проскакали по коридору.
– Анвар! Ты проиграл. Тебя убьют если не сейчас, то чуть позже. Мы работаем под прикрытием. Твои люди убили нашу съемочную группу, и материалы по этому делу лягут на стол вашей службы безопасности,
Тамира напрасно ждала ответа. Но точно знала, что хозяин слышит каждое ее слово, как слышала она его несколькими минутами раньше. Она, обращаясь к Анвару, не теряла времени даром: выполняла ту работу, которую отменил Сергей Красин и о которой говорил Поляков, «работу на три минуты». Она открутила винты с боковых панелей компьютера. Осталось снять их и добраться до жесткого диска.
– Что скажешь, Анвар, когда через час-полтора в твой дом вломятся спецы? Ты скажешь: «Вот это я вхренился!» Они обыщут каждый уголок и найдут, чем порадовать начальство и прессу.
Она вдруг поняла, что спасала Анвара. Точнее, не хотела его смерти. А для нее это две разные вещи.
Она снова позвала его – громко, как будто боялась легкого, едва различимого звука от касания отвертки уже к последнему винту.
– Анвар!..
Садык воспользовался паузой и рванул к дубовой двери, за которой скрывался Михей. Он был готов развернуться и побежать назад, потому что до него долетел устрашающий шепот «узи» с глушителями. К нему добавились гортанные крики его людей, а через мгновения – ответный огонь.
Он рванул дверь на себя, рискуя напороться на огонь из пистолета, но неожиданно для себя развил успех. Михей перезаряжал оружие, когда Садык врезался в него головой и опрокинул на спину. Наймушин сбил его подсечкой, а в нижнем партере выбил из рук оружие. И поспешил встать на ноги, чтобы не проиграть борьбу внизу: Садык весил в полтора раза больше его. Эта поспешность заставила Михея ошибиться – он оказался спиной к противнику, который в проворности ему не уступал.
Садык захватил руки Михея сзади, прижал к себе, чтобы снести его подсечкой, навалиться на него снова в нижнем партере и задушить. Михея его намерения мало волновали. Он оказался на ногах и чувствовал себя как рыба в воде. Он повернул руки ладонями вверх и вытянул их, поднимая руки вцепившегося в него противника, над головой. Руками увел Садыка вниз, глубоко подшагнул к нему.
Садык ничего не понял. Цель, которая только что была перед ним, опустилась на колено, одной рукой захватила его запястье, другой скользнула к локтю. Одним расчетливым движением Михей послал противника вниз через себя и взял его руку на излом.
Боковым зрением он увидел Анвара. Пятидесятилетний египтянин был силен как бык. Он намеревался одним ударом покончить с Михеем. В его слаженных действиях Анвар не увидел уникальной техники, посчитав их наработанной связкой. У того же Садыка в арсенале было не больше пяти-шести приемов, и все, но он умело использовал их.
Сдавая технику на первый дан, Михей отработал в свободном стиле против четырех противников и против противника, вооруженного ножом. Когда он сдал третий дан, кто-то из присутствующих
Не отпуская вопящего от боли Садыка, Михей встретил Анвара сильным ударом ногой. Анвар согнулся пополам, подарив противнику то время, за которое Михей сломал Садыку руку, а потом несильным, но расчетливым ударом – шею.
3
Тройка Красина попала под шквальный огонь боевиков. То Ленарт не совладал со своими нервами и, едва оказался в холле и завидел на лестничной площадке противника, надавил на спусковой крючок. Поляков и Красин инстинктивно поддержали товарища, открыв огонь из своих «узи». Пули по большей части попадали в резные столбики перил, однако плотность огня сделала свое дело: двое были убиты, трое или четверо получили ранения.
Ленарту показалось, это пуля из его оружия срикошетила и вонзилась ему в лоб. Его пронзила резкая боль, как от пореза. Он так и не смог понять, что смертельно ранен. Тронул лоб, поднес окровавленную руку к глазам. В плечо и грудь вонзились новые пули, но Вадим уже не чувствовал боли. Он завалился набок и захрипел, выпуская кровавую слюну.
Сергей опрокинул массивный стол и укрылся за ним. Выругался: их обложили так плотно, что теперь не высунешься; и путь к отступлению был закрыт.
Он поторопил Полякова:
– Быстрее! Быстрее, мать твою!..
В крышку стола били пули. Сергей не успевал вздрагивать. Ему казалось, что свинец попадает в одном месте и вскоре через брешь прорвется расплавленный металл.
Он вдруг почувствовал запах дыма. Обернулся – и снова выругался. Кто-то из боевиков попал в настольную лампу, стоящую на тумбе в углу холла. Загорелся абажур. Огонь перекинулся на атласную драпировку. Сергей едва успел моргнуть, как уже полыхала целая стена, и огонь поднимался все выше. «Вот теперь путь назад точно отрезан». Сергей, меняя последний магазин, чувствовал жар за спиной. Еще немного, и ему придется сниматься с места.
Он не заметил, как поредел огонь из автоматов. Словно забыл о Полякове. А когда вспомнил о нем и выглянул из-за стола, увидел его. Майор распластался на лестнице: голова на первой ступеньке, ноги выше. Под его отчаянным натиском не устояли еще трое боевиков. Один едва не касался его головой, двое других застыли на верхних ступенях.
У Красина оставалось двадцать патронов. Он, готовясь к вынужденной вылазке (огонь подошел к нему вплотную), намеревался пройти путем Полякова. Тот сумел расчистить его наполовину.
«Почему не включается система пожаротушения? Почему не включается эта чертова система?!» Сергей надеялся, призывал искусственный дождь, и чтобы вода была ледяная; огонь подпирал его уже с трех сторон. Он глянул вверх. Огонь по стенам добрался до второго этажа и раздвоился по коридору.
На его вопрос мог ответить Поляков. Тамира отключила все системы, в том числе и пожарную, дабы исключить ошибки.
У Анвара не осталось выбора, кроме как отступать в сторону огня. Со стороны кабинета, куда он так стремился попасть, неслись одиночные выстрелы. Снизу палили и свои, и чужие. Шальные пули метались по дому озлобленным пчелиным роем.