Особо опасен
Шрифт:
Эрна Фрай покинула его, чтобы быть рядом с бедной девочкой, как она теперь называла Аннабель. Если бы ей была нужна другая отговорка, хотя это и не требовалось, она бы предпочла пешком пройти через всю Европу, только бы не дышать одним воздухом с доктором Келлером из Кёльна. Лишенный ее стабилизирующего влияния, Бахман передвигался быстрее и тарахтел громче обычного — пожалуй, чересчур громко, как мотор, в котором не хватает одной шестеренки.
Кто из этих мужчин и женщин с их обезоруживающими улыбками и незаметными взглядами по сторонам его друг, а кто враг? Какой тайный комитет, какое министерство, какая религиозная или политическая партия готова к сотрудничеству? Лишь единицам, насколько ему известно, довелось
Этим менеджерам–скороспелкам, расплодившимся в результате бума в разведке и смежных отраслях после 11 сентября, он с удовольствием прочел бы небольшую лекцию; эту «бахмановскую кантату» он держал про запас на случай, если его позовут назад в Берлин. В ней он предостерегал: сколько бы новомодных шпионских игрушек ни лежало в ваших шкафах, сколько бы суперкодов вы ни взломали и важнейших переговоров ни прослушали, сколько бы блестящих умозаключений по поводу вражеских оргструктур или отсутствия таковых, а также внутренних разборок ни сделали, сколько бы карманных журналистов ни предлагали вам свои сомнительные открытия в обмен на тухлые утечки информации и немного тугриков в придачу, в конечном счете все решают ошельмованный имам, несчастный в любви секретный курьер, продажный пакистанский ученый–оборонщик, иранский младший офицер, не получивший очередного звания, «спящий» агент, которому надоело спать в одиночестве, — и они вместе закладывают фундамент необходимых знаний, без которых все остальное — не более чем жвачка для всех этих манипуляторов истиной, идеологов и политопатов, способных доконать нашу планету.
Но кто бы его выслушал? Он был гласом вопиющего в пустыне и знал это лучших других. Из всей берлинской шпионократии, собравшейся сегодня здесь, только долговязого, слегка апатичного, стареющего умницу Михаэля Аксельрода, который в эту минуту наклонился к Бахману, можно было назвать его союзником.
— Пока все идет хорошо, Гюнтер? — спросил он со своей обычной полуулыбкой.
Вопрос был не случайный. Только что в комнату вошел Йен Лампион. Вчера вечером на «аварийной» свадьбе по случаю быстрорастущего живота невесты (прием устроил сам Аксельрод) они втроем по–дружески поговорили за бутылкой в баре отеля «Времена года». Крошка Лампион повел себя таким английским джентльменом, выказывал такую искреннюю неловкость из–за того, что половил рыбку в территориальных водах Бахмана, так открыто и чистосердечно рассказывал о том, что именно Лондон намеревался делать с Иссой, если бы поймал его на крючок, — «если честно, Гюнтер, для нас это такая мелкая рыбешка, что, можете не сомневаться, рано или поздно мы бы вышли на вас, ребята, чтобы разобраться с этим общими усилиями», — что Бахман изменил свое мнение о нем.
Но вот кто стал для него сюрпризом, так это Марта, которая вплыла в прихожую Арни Мора сразу за Лампионом, как будто он был ее личным герольдом, хотя не факт, что он им не был. Царственная Марта, могущественная № 2 в берлинской иерархии — а сколько их там всего, остается только гадать, — одетая, как ангел смерти, в пурпурный атласный кафтан с черными блестками. А вплотную за Мартой, словно прикрываясь ею как щитом, следовал шестифутовый Ньютон, он же Ньют, в свое время помощник начальника операций при американском посольстве в Бейруте и тамошний главный оппонент Бахмана. Завидев своего старого приятеля, Ньют выбился из процессии и, заключив Бахмана в объятия, выдал громогласную тираду:
— Гюнтер, твою мать! Последний раз я тебя видел в баре «Коммодор» в полной отключке! За каким хреном ты здесь, в Гамбурге?
Вот и Бахман, валяя дурака и добродушно посмеиваясь, задавал себе тот же вопрос: за каким чертом берлинское отделение ЦРУ приперлось на его делянку? Кто
— Они приехали в качестве безобидных наблюдателей. Успокойся. Мы еще даже не начали разговор.
— Наблюдать за чем? Ньют этим не занимается. Его дело — резать горло.
— Они считают Абдуллу своим клиентом. По их мнению, он участвовал в финансировании нападения на их стройкомплекс в Саудовской Аравии, а также в неудавшейся атаке на американскую станцию прослушки в Кувейте.
— И что? С таким же успехом он мог финансировать атаку на башни–близнецы. Мы пытаемся его завербовать, а не судить. Как они здесь оказались? Кто включил их в список?
— Координационный комитет, кто ж еще.
— Кто в координационном совете? В каком из полудюжины подразделений? Вы хотите сказать, что это сделал Бергдорф? Это он сдал мою операцию американцам?
— Консенсус, — огрызнулся Аксельрод, и в этот момент Марта, отшвартовавшись от Арни Мора, подобно океанскому лайнеру, взяла курс на них, и Йен Лампион в ее фарватере.
— Глазам своим не верю, это же Гюнтер Бахман! — протрубила она голосом, каким через мегафон передаются сообщения с корабля на корабль, с таким видом, будто только сейчас разглядела его на горизонте. — За каким чертом вы мотаете срок в этой глуши? — Поймав его руку, она притянула Бахмана к своему большому телу, словно хотела сохранить его исключительно для себя. — Вы знакомы с маленьким Йеном? Ну да, конечно. Йен — мой английский пудель. Я прогуливаю его в Шарлоттенбурге по утрам, да, Йен?
— Каждое утро, — подтвердил Лампион, с готовностью пододвигаясь к ней поближе. — Приходится ходить за мной с совком, — добавил он, подмигивая своему новоявленному другу Гюнтеру.
Аксельрод отошел. В другом конце комнаты Бергдорф о чем–то шептался со своим сатрапом доктором Отто Келлером, при этом поглядывая на Бахмана, так что, вероятно, его–то они и обсуждали. Мужчины–ортодоксы вообще–то обычно выглядят на свой возраст, но Бергдорф в свои шестьдесят казался Бахману таким вечно раздраженным ребенком, недовольным тем, что его братьям и сестрам досталось больше материнской любви. Распахнулась двустворчатая дверь, и Арни Мор — грудь колесом, руки же скромно вытянуты по швам, этакий дворецкий — пригласил гостей к столу.
Встревоженный, но и заинтригованный присутствием американцев, Бахман занял заранее отведенное ему место в торце длинного стола для конференций. Что это было, по замыслу Мора, — царский трон или стул шута? Бахман, несомненно, был инициатором и лоббистом данной операции; но в случае провала он становился главным виновником. Решения координационного совета, при всех внутренних разборках, принимались строго коллегиально, о чем ему только что напомнил Аксельрод. Фрилансеры вроде Бахмана рассматривались как объекты, представляющие риск для всех или выгоду для всех, и в любом случае требовался консенсус. Возможно, осознание этого факта заставило враждующие лагеря, Бергдорфа и Аксельрода, сомкнуть свои ряды на противоположном конце стола, предоставив чиновникам среднего звена занять места между ними и потенциальным агрессором.
Чтобы подчеркнуть их роль наблюдателей, Мор выделил Марте и Ньютону отдельный стол. Правда, к вящему ужасу Бахмана, эта парочка необъяснимым образом превратилась в троицу за счет сорокалетней женщины с прямыми плечами, идеальными зубами и длинной пепельно–блондинистой гривой. И это еще не все. За каких–то десять минут, прошедших с тех пор, как его облапил Ньютон, последний успел отрастить бородку, а может, Бахман в клинче просто не заметил ее: аккуратно подстриженная пикообразная черная поросль на подбородке, куда вы с радостью врезали бы кулаком… правда, не успеете замахнуться, как уже будете лежать на полу в отключке.