Особо опасны при задержании
Шрифт:
«На околице могут быть выставлены посты. Если не спят казаки и нарвемся на них — несдобровать…» — подумал Магура, заправляя в «льюис» пулеметную ленту.
Пара дончаков шла еще разнобоисто, но пускать коней в галоп было рано, и Добжанской приходилось сдерживать их бег.
Миновав старый комлистый тополь, выросший чуть ли не посередине улицы у колодезного сруба, тачанка свернула в проулок.
Вокруг было тихо, даже дворовые собаки, и те не нарушали лаем тишину. В окнах домов горели редкие огни.
Калинкин передернул затвор винтовки,
У моста с обломанными перилами хутор кончался. Дальше шла ровная, уходящая к горизонту дорога.
«Если засады тут нет, — считай, что проскочили… — решил Магура. — Жаль, темнеет нынче поздно. Да и луна, будь она неладна, свое полнолунье справляет!»
Тачанка въехала на мост.
«Неужели пронесло?» — успел лишь подумать Магура, как впереди выросли два казака, держащие наперевес карабины.
— Сто-о-ой! — приказал тот, что был поближе. Широко расставив кривые ноги, рослый, в накинутой на плечи бурке, казак загораживал тачанке путь. — Кто такие? Пароль знаете? А ну сигай, туды-растуды вас, с брички! И документ доставайте!
Из-за спины матери и дочери Добжанских комиссар видел широкоскулое, чуть расплывчатое и белесое под луной лицо казака, его надвинутую по самые брови фуражку с кокардой.
«Стрелять несподручно. Да и нельзя — мигом всю округу взбаламучу…» — понял Магура, до боли в ладони сжимая рукоятку маузера.
— Подъезжай! Да не шебуршись. Оружие имеется? — Казак всмотрелся, увидел на козлах женщин и удивился — Бабоньки? Куды энто затемно направились? Уж не на свиданьице ли? Тогда в самую точку попали!
— Нас тут тоже двое! — добавил второй казак.
Тачанка медленно двигалась по мосту. Когда же до казаков оставалось несколько метров и Магура, а с ним остальные на тачанке, могли разглядеть кривую ухмылку грузного казака, Добжанская гикнула и огрела коней кнутом.
Пристяжной налетел грудью на не успевшего увернуться казака, свалил и подмял его. Второй казак вовремя отскочил в сторону, но, не удержавшись на краю моста, полетел в речушку.
Под колесами прогромыхали доски.
Тачанка вырвалась на дорогу.
Теперь путь до самого горизонта был свободен.
— Ловко вы! — похвалил Добжанскую Магура.
— Не ожидал, что рванете. Чуть не выпал, — добавил Калинкин. — Оно, конечно, к коням вы привычны, не то, что мы. Слово секретное для них знаете? То-то они сразу вас послушались.
Кони бежали резво, позади тачанки подымалось облачко пыли.
Темнела кромка горизонта. Круглолицая луна в поднебесье молочным светом заливала округу и тачанку на дороге.
14
Калинкин, не желая теснить Кацмана и Петряева, оставался висеть на подножке. Шапка съехала у него на затылок, готовая упасть с головы, но интендант не поправлял ее.
«Солдатик умен и расторопен, — покосился на Калинкина певец. — Я бы мог остаться в церкви или у подвод, и комиссар, из опасения,
Дорога бежала на взгорье к виднеющейся вдали дубраве.
«Один чистокровный дончак с хорошим экстерьером, — отметила Добжанская. — Если надеть на него гурт и пустить по манежу в галоп — можно вольтижировать. Впрочем, о чем это я? Разве сейчас время и место думать и мечтать о манеже?»
— Армия Краснова захватила Ростов и Батайск, планирует взятие Царицына, — не оборачиваясь, сказала Людмила.
— Откуда известно? — встрепенулся Магура.
— Еще они перерезали железную дорогу. Наступает лишь Донская армия. Деникин не примкнул к ней, — не отвечая на вопрос, продолжала девушка. И, чтобы комиссар не сомневался в точности сведений, добавила — Я запомнила почти дословно.
Все на тачанке уставились на Людмилу. Магура с восхищением, Добжанская с удивлением, Калинкин с уважением. Мало что понявший Кацман захлопал глазами. А Петряев, услышав о планах белогвардейцев, которые перечеркивали его надежду наконец-то сытно поесть и отоспаться, прошептал:
— О боже!
— Красный Царицын им не взять, — твердо сказал Магура.
— Ни в жизнь! — согласился Калинкин. — Пусть хоть две ихние армии идут, все равно Царицын нашенским останется!
— В царицынском цирке братьев Никитиных я имел удовольствие работать весь летний сезон 1906 года. Сборы были довольно приличными, — желая вставить в разговор о Царицыне и свое слово, сказал Кацман.
— На дрова его разобрали, — сообщила Людмила.
— На что? — переспросил Кацман.
— Пришлось тамошний цирк минувшей зимой пустить на растопку. В городе было катастрофически плохо с топливом, мерзли, в первую очередь, дети.
— Покончим с беляками и разрухой — новый построим, почище старого, — пообещал интендант.
Тачанка мягко покачивалась, вздрагивала на ухабах.
От тишины и спокойствия вокруг невольно клонило ко сну. Первым уснул, уткнувшись в спину Магуры, фокусник, вторым езда укачала Петряева: он погрузнел, обмяк, уронил голову на грудь. Задремал в обнимку с винтовкой устроившийся в ногах у певца и Калинкин. Не спали, не позволяя себе расслабиться, лишь трое: Магура — он зорко смотрел на убегающую назад дорогу — и Добжанская с дочерью.
Проселок стал круче — тачанка с трудом одолела пригорок. Когда же дорога легла под уклон, дубрава стала совсем близко и под колесами снова закурилась пыль, на плешивом кургане, привстав на стременах, замаячили всадники в фуражках с красными околышами. Грохнул, разрывая полуночную тишину, выстрел.
— Казаки, пропади они пропадом! — в сердцах чертыхнулся Калинкин.
— Они самые, белопогонники… — сквозь сжатые зубы процедил Магура и приник к прорези прицела «льюиса».