Особое задание
Шрифт:
Кажется, квартирная хозяйка действительно стесняется меня о чем-то попросить.
— Так ничего страшного. Вы лучше скажите, что нужно сделать? Напрямую.
— Наш старший по кварталу — Митрофан Арсентьевич Селезнев, очень противный человек, — поморщилась хозяйка.
— Тот, что с деревянной ногой? — удивился я.
Отставной полковник, у которого мы получали берданки, таким не выглядел. Вполне себе симпатичный служака. Подумаешь, не навоевался. Зато польза от него — хранит родной город от грабителей и убийц.
— Нет, это другой. Без ноги — Карл Янович Витукевич, он ополчением ведает,
— Понятное дело, с таким папашей захочешь поскорее из дома сбежать, — поддакнул я.
— Ну, это их дело, а сам Карл Янович в русско-японскую сражался, потом в германскую. Крестами награжден, а во время Брусиловского прорыва ему ногу оторвало, и комиссовали его из армии. Вернулся домой, заняться нечем. Но я же вам говорила, когда мы остались без полиции и без милиции, то пришлось охрану домов в свои руки брать? Карл Янович тогда всех обошел, провел собрания, в каждом квартале старшего назначил, чтобы тот списки домовладельцев и график дежурств составил. Карл Янович у властей разрешение вытребовал, чтобы берданки получить и у себя дома склад оружия устроить, он за каждое ружье расписку писал. Если что — его по головке не погладят. Но полковник отвечает лишь за охрану и за оружие. А старшие комитетов, что списки составляли, теперь всем заправляют. Талоны на дрова распределяют, за исправностью электрических проводов следят, деньги собирают за вывоз мусора, дворников нанимают. А сейчас еще и властям отчитываться должны, кто в домах квартиры снимает.
До меня стало доходить, отчего на меня так быстро вышли местные Вооруженные силы, едва не заграбаставшие в армию.
— Вы уж простите меня, Владимир, но я и о вас Митрофану Арсентьевичу сообщила, — виновато вздохнула Галина Витальевна и пояснила: — Вы как с утра ко мне пришли, мы сговорились, а вы за вещами ушли, я сразу к Селезневу и пошла. Так мол и так, будет у меня жилец, молодой мужчина, холостой.
— А как он так быстро умудрился к властям сходить, обо мне сообщить? — удивился я. — Сколько времени я потратил, чтобы за вещами сходить? Час, два от силы.
— А зачем ему куда-то ходить? У Митрофана Арсентьевича в доме стоит телефонный аппарат. Он сразу же телефонировал в городское управление, вот и все.
Вот, о телефонных-то аппаратах я и не подумал. А зря. Если в Череповце есть собственная станция, то уж в Архангельске-то, сам бог велел. И номера у господ обывателей никто не снимал. Возьмем на заметку.
То, что белая контрразведка имеет осведомителей среди населения — понятное дело. Но теперь я буду знать, что это дело у них поставлено на широкую ногу. Так, как мне самому бы хотелось сделать в своем городе, но не удалось.
— Владимир, вы на меня не сердитесь? — с беспокойством в голосе спросила Галина Витальевна.
Вместо ответа я вытер руки о полотенце, встал и поцеловал
— Галина Витальевна, вы сделали то, что и должны были сделать!
И впрямь, зачем сердиться на хозяйку? Если бы не сообщила, ее бы дров лишили или от электричества отключили. Зато я теперь точно знаю, кто работает на Военный отдел Северного правительства, стало быть, на контрразведку.
— Хочу еще вам сказать, что, если бы вас взяли в армию, я вернула бы деньги за квартиру.
Я только отмахнулся — мол, что за меркантилизм, если родина в опасности!
— Завтра очередь Митрофана Арсентьевича выходить на дежурство, — вздохнула моя хозяйка.
— И он хочет, чтобы ваш постоялец дежурил вместо него? — усмехнулся я.
Знакомо до боли. Людишки, распределяюшие материальные блага, то есть, стоящие у кормушки, упиваются властью. Как же, от них теперь зависит жизнь человека! Не выйдешь, сделает какую-нибудь пакость.
— Увы, — опять вздохнула Галина Витальевна. — Селезнев никого не принуждает, не заставляет. Но если кто-нибудь из владельцев домов отказывается, то он определяет к ним на постой иностранцев.
— Иностранцев? А разве американцы и прочие англичане живут не в своих казармах?
Хозяйка оценила мой юмор. Улыбнулась.
— Эти живут. Но еще осенью к нам стали приезжать шведы, датчане, даже бельгийцы. Осенью наши представители ездили в Европу, вербовали людей в армию. Сами понимаете, мужчин в Архангельской губернии не хватает, англичане с американцами воевать не хотят, поэтому правительство и решило набрать наемников.
А вот это совсем интересно! Про англо-американскую интервенцию знал еще со средней школы, в вузе узнал еще о наличие в Архангельске французов, а вот про наемников даже не слышал. Думаю, эта информация центру будет тоже нелишняя.
— За постой иностранцев должно платить Управление — теперь Временное правительство, а оно платит по ценам июля восемнадцатого года, да и то с задержкой. Если в моих комнатах поселят двоих мужчин, я заработаю только пятьдесят рублей, из которых половина уйдет в налоги и в выплаты квартальному комитету. А что я стану делать с оставшимися деньгами, если фунт хлеба стоит уже рубль, а фунт трески пятьдесят копеек? Заметьте — выплаты я буду вынуждена сделать сейчас, а деньги мне выплатят через месяц, когда те еще больше обесценятся. К тому же, иностранцы ведут себя очень нагло, сами неаккуратны, да еще требуют, чтобы им ставили ночные горшки, но сами их выносить не желают! Вы меня понимаете?
— Конечно, — кивнул я.
— Владимир, так вы согласны?
— Разумеется. Я тоже не хочу, чтобы в вашем уютном доме квартировал какой-нибудь швед, требующий ночной горшок, а еще поедающий вонючую рыбу.
От избытка чувств хозяйка расцеловала меня в обе щеки, даже умудрилась попасть и в губы. И ушла. Я вздохнул. Что ж, может я что-то не так понял?
Следующий день в библиотеке был «неприсутственным», на нашем языке означавший бы «санитарный». Из моих старичков наличествовал только директор, обрадовавшийся, что единственный пролетарий вверенного ему учреждения культуры находится на боевом посту.