Особое задание
Шрифт:
Когда машина была налажена и "опель" на скорости восемьдесят километров мчался к аэродрому, Готвальд заметил, что майор то и дело нетерпеливо посматривает на часы.
"Видно, торопится на какое-то совещание, - догадался Валентин.
– Нет, не к самолету мои сегодняшний пассажир спешит".
Шоферам было запрещено останавливаться ближе чем в двадцати пяти метрах от таинственного длинного здания. Майор же так торопился, что пришлось подъехать прямо к парадному входу. Он на ходу сам распахнул дверцу, спрыгнул
Быстрый взгляд, брошенный Валентином на окна, запечатлел ряд затылков по ту сторону стекла, туго обтянутые мундирами спины, серебряные и золотые канты. Действительно - собралось какое-то очень важное совещание. Предположение подтверждали и шеренги роскошных машин, стоявших поодаль от флигеля.
Помня наставления Алексея, Валентин жадно впитывал в себя каждую мелочь, каждую деталь. И пока Лещевский осматривал его, Готвальд торопливым шепотом рассказывал ему о своих наблюдениях.
Рассказывая, Валентин вспомнил, как на днях встретил на шоссе, ведущему к аэродрому, подводу. На телеге, слегка прикрытые соломой, лежали три трупа.
Лиц Готвальд рассмотреть не мог, но, судя по юбке, видневшейся из-под соломы, среди убитых была женщина.
Двое других оказались детьми. Лошадью правил сморщенный старик в поддевке и выгоревшем картузе. Рядом с возницей, опустив ноги в пыльных сапогах, равнодушно покуривал сигарету молодой полицай.
Готвальд притормозил машину. Махнул рукой полицейскому. Вожжи натянулись. Лошадь остановилась.
Прикурив у парня с полицейской повязкой, Готвальд кивнул на трупы и спросил:
– Кто это?
– Да так...
– нехотя заговорил парень.
– По собственной глупости смерть приняли...
– Ох, толковал же я им, - вмешался в разговор старик.
– Не ходите туда, нет, не послушались...
Выяснилось, что убитые - дальние родственники старика - старосты деревни. Вчера, собирая ягоды в лесу, они зашли в запретную зону.
– Кто же это их?
– спросил Готвальд.
– Известно кто! Охрана! Которая самолеты стережет...
– пробурчал старик.
Он хотел добавить еще что-то, но полицай прикрикнул на него:
– Ладно болтать-то!
Лошадь тронулась. Валентин поспешил к машине.
Перед глазами стояли немытые детские ноги, над которыми вились мухи. Готвальд жадно глотал табачный дым. На душе у него было тяжело. Но все-таки заговорил с полицаем он не зря: узнал еще одну подробность.
Значит, аэродром охраняют еще и посты жандармерии.
Что ж, об этом стоит сообщить в город...
7. МАЙОР ФРАНЦ ДЕММЕЛЬ
В десять часов вечера 12 июня к Алексею пришла Аня. Проводив ее на свою половину, где везде были разбросаны колодки, обрезки кожи, старые подметки, Алексей прибавил огонь в лампе. Обычно Аня, едва переступив порог комнаты, кидалась наводить порядок:
мыла полы, посуду, бралась за стирку.
– Что-нибудь случилось?
– Да, - тихо ответила она.
– Что же?
– Меня отправляют в Германию...
Произошло то, чего Алексей так боялся. Он сел на лавку рядом с девушкой. Не глядя на нее, спросил:
– Откуда ты узнала?
– Меня предупредил Шерстнев. А ему сказала Софья Львовна. Она видела мою фамилию в списках.
У Алексея на скулах заходили желваки.
– А, черт!
– Он кинул взгляд на Аню.
– Тебя надо переправить в лес.
– Я не хочу в лес. Я хочу быть с тобой.
Она говорила об этом как о чем-то твердо решенном.
– Здесь опасно. За мной могут следить.
– Пусть.
– Но полиция тебя здесь разыщет и все равно отправит в Германию.
Аня подавленно молчала. Алексей сказал как можно ласковее:
– Хватит дурить. Ты ведь сама знаешь, что здесь тебе нельзя оставаться.
Аня вдруг закрыла лицо руками и горько заплакала.
– Я боюсь... боюсь за тебя, - вырывалось у нее сквозь судорожные всхлипывания.
Алексей на мгновение растерялся. Снова она, сама не ведая того, говорит ему о своей любви. Она ждет от него решения, помощи, ответа на свои чувства. Но что он мог ответить ей?
Каждый раз, когда она уходила во тьму, навстречу опасности, ему хотелось броситься к ней, догнать ее, оградить от беды. Но всегда он чувствовал себя бессильным...
– Аня, - начал, запинаясь, Алексей, - ты очень славная... Ты... для меня столько сделала.
Аня нетерпеливо дернула плечом.
– Нет, послушай. Ты мой настоящий друг, а кроме того - ты всегда должна помнить это, - и солдат маленького отряда. Ведь мы все сейчас солдаты. Понимаешь это? Мы должны поступать так, как требует дело. Мы выполняем приказ. И ты должна его выполнить.
Вытри слезы - солдаты не плачут....
Постепенно Аня успокоилась. Через полчаса, стыдясь этого, видимо, неожиданного даже для нее самой взрыва чувств, она согласилась с предложением Алексея. Они уговорились: до прихода связного из леса она поживет у Алексея, не показываясь на улице, а потом переберется к партизанам.
Спохватившись, Аня достала из косы тонкий обрывок папиросной бумаги, хитро заплетенный в волосах.
Алексей прочитал записку, и лицо его приняло то выражение сосредоточенности, которое, как успела заметить Аня, появлялось всякий раз, когда девушка приносила важное сообщение.
* * *
Старинный костел стоял на булыжной хребтине Сенной площади. На стенах костела, сложенных из серого камня, осколки и пули оставили свои отметины. В нише над входом - статуя апостола Петра. Нос святого ключника был отбит осколком, и Алексею показалось, что в слепом, неподвижном взгляде апостола, устремленном к небесам, застыла немая жалоба на людское бессердечие.