Особое задание
Шрифт:
"Война не обошла и святых. Даже апостол Петр попал в инвалиды третьей группы", - Алексей усмехнулся и, поднимаясь по каменным ступенькам, прихрамывал заметнее обычного. Нищие, осаждавшие всех входивших в костел, не обратили особого внимания на плохо одетого инвалида.
Алексей беспрепятственно вошел внутрь. Там было темно и прохладно. После яркого солнечного света он долго не мог ничего рассмотреть. В ноздри ему ударил горьковато-кислый запах сырой штукатурки - костел, видимо, недавно побелили.
Гулко разносилось нестройное, разноголосое
Алексей встал у входа, принял позу молящегося и стал украдкой осматривать, скользя взглядом по затылкам и спинам. Перед ним розовела лысина немецкого офицера. Когда офицер склонялся в поклоне, поскрипывала портупея. Рядом с Алексеем вздыхала и вытирала слезы высокая старушка в черном;
Приглядевшись в темноте к сидевшим на скамейках, разведчик увидел слева знакомый четкий профиль. Готвальд, видимо, почувствовал на себе пристальный взгляд Алексея, обернулся. Глаза их встретились.
Валентин еле заметно двинул подбородком: подходи, мол, поближе.
В левом приделе, перед статуей богородицы с младенцем, горело с полдюжины свечей. От одной из них Алексей зажег свою, приклеил ее у основания статуи и, подняв глаза на каменное, бесстрастное лицо богородицы, неловко осенил себя католическим знаменьем.
"Должно быть, я выгляжу со стороны вполне лояльным гражданином, посещая храм, ставлю свечки святой деве", - вновь усмехнулся Алексей.
Между тем хор смолк. Ксендз скрылся за занавесом. Толпа стала редеть. На каменных плитах застыли в земном поклоне несколько старческих фигур.
Готвальд прошел мимо Алексея, не поворачивая головы, шепнул:
– Иди за мной.
У опустевшего клироса он скрылся за какой-то низенькой дверью. Алексей оглянулся - в костеле осталось с полдюжины молящихся - и двинулся по направлению к дверце.
В маленькой комнатке с низким сводчатым потолком Готвальд был один.
– Нечего сказать, нашел подходящее место, - Алексеи пожал Готвальду руку.
– Вполне подходящее. Мой начальник очень набожный, требует, чтобы мы посещали церковь Я назвался католиком и теперь по воскресеньям смогу приходить сюда.
– Ты думаешь, здесь безопасно?
– Вполне. Ксендз мой дальний родственник - мать у меня наполовину полька. К тому же ты пришел, чтобы загнать мне крупную партию табака. Ты спекулянт, человек солидный и, если кто войдет, держи себя соответственно. Правда, глядя на тебя, - смеясь, добавил Валентин, - не скажешь, что дела у тебя идут блестяще.
– Я только начинающий, - в тон ему сказал Алексеи, - подожди, у меня будет котелок на голове, манишка, сигара во рту и... что там еще полагается иметь солидному предпринимателю?
Валентин машинально достал пачку сигарет.
– Ты что, - остановил его Алексей.
– Здесь же храм!
– Ах да!
Готвальд хотел было спрятать пачку в карман, но Алексеи попросил:
– Поделись, брат, со мной. Ведь я не на довольствии...
Валентин отдал ему всю
– Мне нужно сообщить тебе кое-что важное - Он перешел на серьезный топ.
– Догадываюсь, что не зря мы встретились.
– Я познакомился с одним немцем - Вилли Малькаитом. Он обслуживает офицеров связи, прилетающих из Берлина. Оказалось, что он, как и мой отец, из Дрездена. Несколько раз я его подбрасывал в город, тут у него живет какая-то зазноба. За это он снабжает меня сигаретами... Он приставлен к двум оберстам, которые по очереди раз в неделю прилетают в Ретунь. Фамилия одного Фукс, другого - Ланге. Запомни: Фукс и Ланге.
Алексей кивнул головой.
– Так вот... Через своего нового приятеля я узнал, что "юнкерс" с Фуксом или Ланге прилетает, как правило, в час дня. Я подаю машину прямо к самолету и везу к гостинице. Ты ведь знаешь, как у немцев все по строгому расписанию. Распорядок тут такой. В час дня прилетает самолет. Я жду на летном поле и везу в домик для приезжающих. Затем душ - двадцать минут, обед - пятнадцать минут, отдых - час.
– А после?
– спросил Алексей, испытывая неожиданный прилив нежности к этому аккуратному, толковому человеку.
– Иногда я еду на Новые Выселки, знаешь? Это километрах в ста отсюда. Там, видимо, какой-то важный штаб. Какой, пока еще не знаю. Но чаще всего офицеры собираются в большом здании на самом аэродроме...
– Кто они, эти Фукс и Ланге?
– Точно не могу сказать. У каждого всегда при себе большой желтый портфель... Скорее всего офицеры связи из крупных штабов.
– Вот оно что!
– Думаю, что именно так. Судя по тому, с какой почтительностью к Фуксу и Ланге относятся даже генералы...
Алексей пристально посмотрел на Готвальда и медленно проговорил:
– Ты принес очень важные сведения, Валентин.
Ты даже сам не подозреваешь, как они важны...
* * *
В знойный июньский полдень к шоссе, ведущему на аэродром, в трех километрах от контрольно-пропускного пункта, вышел немецкий офицер в новом, видимо, только сшитом мундире со знаками отличия майора. Сосновый бор начинался прямо от обочины дороги.
Подтянутый, чисто выбритый и даже благоухающий духами, офицер посмотрел в обе стороны пустынного шоссе, затем нырнул в кусты, нагнулся и, достав из кармана кусок сукна, старательно, до блеска начистил запылившиеся сапоги.
Солнце палило. Дышать было трудно. От сосен тек горьковато-терпкий смолистый запах. В покойную полуденную тишину тревожной нотой вплетался далекий, еле слышный рокот самолетов.
Офицер вытер носовым платком блестевшее от пота лицо и еще раз оглядел шоссе.
Над раскаленным асфальтом дрожало марево.
Ю-52 приземлился в 13.03 и подрулил к краю летного поля. По трапу неторопливо сошел полковник Фукс, седой краснолицый офицер в блестевших на солнце очках. Фукс выкинул руку, приветствуя военных, столпившихся у трапа, и направился к черному "опель-капитану". Валентин почтительно открыл перед ним дверцу.