Особое задание
Шрифт:
– Ничего, ничего, брат, теперь ты расквитаешься за них.
– Он вдруг схватил Обуховича за плечо.
– Послушай, ты поселок Краснополье знаешь? Ну, под городом?
– Приходилось бывать...
– Так вот... Я решил взять тебя в свою группу...
– Федор перешел на шепот: - Дней через пять пойдем на задание. Устроим засаду в поселке. Там собираются схватить одного нашего человека...
Обухович почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.
– Только... ты никому ни звука, - предупредил его Федор.
– Понял?
– Да нешто я...
–
– угрожающе поднял палец Федор.
Всю ночь Обухович ломал голову: как пробраться в село Большая Выгода и предупредить гестапо. Тайком смыться? Могут поймать, да и операцию отложат.
К тому же и Штроп за бегство из отряда не погладит по головке: ведь столько трудов стоило внедриться...
Нет, этот вариант не пройдет. Нужно найти какой-то повод.
Провокатор снова не спал всю ночь, все искал, под каким бы предлогом выпросить разрешения на отлучку.
И наконец придумал. Наутро он явился к комиссару отряда, тому самому невысокому человеку с окладистой бородой, которого он впервые встретил на месте партизанской явки. Шпион Штропа предложил послать несколько партизан, чтобы помочь местным жителям убрать урожай.
– Время теперь горячее, пшеница поспела, - с жаром доказывал он комиссару, - а в селе одни бабы, мужские руки сгодились бы...
Комиссар сгреб в ладонь свою бороду и задумался.
Конечно, уборка урожая - дело существенное, у партизан есть задачи поважнее. Готовится ответственная операция.
Однако он не отказал наотрез:
– Хорошо. Посоветуюсь с командиром.
Однако командир отряда, Петр Кузьмич Скобцев, узнав о предложении Обуховича, почему-то насторожился.
– Здесь что-то не так просто. Вам не кажется, Матвей Иванович, человек без году неделя в отряде, еще ничем себя не проявил, а приходит с такими идеями?
– Ну что же здесь подозрительного, - возразил комиссар, - возможно, хозяйственный мужик. Душа болит за урожай. Не вижу в этом ничего странного...
В первые дни войны Скобцев, или Кузьмич, как его звали в отряде, был штабным офицером. Когда часть попала в окружение и потеряла в боях почти весь командный состав, Кузьмич возглавил горстку оставшихся людей и увел их в глухие леса. Постепенно отряд стал пополняться бежавшими из окрестных городов и деревень жителями и сильно вырос. Теперь на счету партизан Скобцева уже числилось немало взорванных поездов, разгромленных полицейских пунктов, наказанных предателей. Но был штабист по старой привычке осторожен, хорошо наладил разведку, и это помогло ему, как говорили тогда, вести войну "малой кровью".
Осторожность помогла Скобцеву и теперь. В тот же день он действительно назначил на уборку урожая двадцать человек, но Михаила Терентьева (под таким именем знали Обуховича в отряде) в списке не оказалось.
– Как же так!
– возмущался Обухович в землянке командира.
– Я подал это предложение, а меня отшили! Несправедливо, товарищ командир! У меня, может, руки стосковались по работе.
Скобцев не стал спорить. Тут же приказал включить Терентьева в список.
Группа
Обухович старался за двоих.
– Эх, - повторял он, - руки стосковались по работе...
Ему приходилось нелегко - бывший завскладом к крестьянской работе не привык. Он очень боялся обнаружить свою неловкость, да и уставал.
Вечером, когда партизаны собрались в избах, где хозяева угощали их молоком и молодой картошкой, Обухович, охнув, вылез из-за стола.
– Что с тобой?
– спросили его.
– Да вот живот что-то скрутило.
С полчаса он пролежал на сеновале, затем разыскал старшего группы и попросил у него разрешения пойти поискать в селе помощи.
– Что-то хужеет. Может, бабка травки даст или отпоит чем. Тут, говорят, есть одна в округе.
Вернулся Обухович поздно, когда все остальные уже спали на сеновале. Он неслышно прокрался в сарай и повалился на пахучее сено. Отовсюду доносился храп. Сквозь щели сарая видно было, как мерк над лесом долгий летний закат. Михаил уснул, довольный, что удачно разыграл это представление с болезнью и посещением знахарки.
Наутро Обуховича отвел в сторону старший группы, веснушчатый, курносый парень в красноармейской пилотке, и спросил:
– Как живот?
– Да вроде бы прошел,- ответил Обухович.
– Лекарство нашел?
– Да, получил от старухи зелье. Пользительное, видать.
– Ну хорошо, больше не болей, а то нам недосуг.
Разговор этот насторожил Обуховича.
"Неужели догадались, сволочи?
– подумал он, чувствуя, как его окатывает холодная волна страха.
– Да не может того быть, ведь я же оглядывался никого следом не было".
Больше Обуховича ни о чем не расспрашивали, и он успокоился. Но напрасно. Он и не подозревал, что в ту самую ночь, когда он побывал у старухи, за ним неотступно следовали трое. Они примечали каждый его шаг и запомнили избу, в которую он заходил. У избы менялись дежурные, и, когда на другой день там появился агент гестапо, партизанам все стало ясно.
Когда агент шел от знахарки, его перехватили, и он под страхом смерти выдал старуху и Обуховича.
Предатель был немедленно изолирован и переправлен в далекий партизанский край для выяснения обстоятельств. Обуховича много раз допрашивали, он не стал запираться. Теперь он томился, ожидая решения своей участи.
И. ЗАСАДА
Алексей понимал, что оставаться в поселке Краснополье ему больше нельзя. Штроп шел по его следу.
О Готвальде ничего не было слышно. Удалось ли ему спрятаться? Во всяком случае, как сообщил Корень Алексею, партизаны ночью побывали дома у Готвальда и никого там не нашли. Изба пустовала. Может быть, Готвальду удалось спастись? А вдруг его арестовали?