Особое задание
Шрифт:
На следующий день после прихода Готвальда в село нагрянули жандармы. Один из них забежал в избу к Захару Ильичу. Это, видимо, был еще не наторевший на облавах гитлеровец. Ворвавшись в избу, он ринулся прямо к печке. Видимо, над ним подшутили, что именно в этом месте крестьяне часто прячут партизан.
– Эй, матка, матка!
– крикнул он Матрене Максимовне, жене Крутова, показывая знаками, чтобы та открыла заслонку.
– Никс, никс!
– покачала головой Матрена Максимовна, вытаскивая из печи ухватом чугун со щами.
Убедившись,
Похлебав щей, он быстро выбежал на улицу, предварительно заглянув под кровать.
Всего этого Валентин не видел. Он лежал в ворохе сена на чердаке, сжимая в руках противотанковую гранату. Вскоре Захар Ильич поднялся к нему и сказал, что немцы ушли.
И вот теперь еще одна неприятность: вечером в избу Крутова пришел на ночлег полицейский, да еще и предупредил, что будет облава.
Захар Ильич сказал Готвальду, что этого полицейского он хорошо знает и вряд ли его стоит опасаться.
Однако и Готвальд и хозяин не спали всю ночь: Валентину ночью надо было уходить!
Шерстнева разбудил стук в окно.
Накинув полушубок и сунув ноги в разбитые валенки, Захар Ильич, что-то недовольно бормоча себе под нос, вышел открывать дверь. Тимофей на всякий случай поставил пистолет на боевой взвод.
Старик долго не возвращался. Шерстнев лежал в маленькой комнатке, отделенной от избы тесовой переборкой, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило в сенях. Оттуда доносились приглушенные голоса, скрипели половицы.
"Кто бы это мог быть?" - раздумывал Шерстнев.
А может быть, односельчане Пашкова решили расправиться с предателем, за которого его, Тимофея, принимают?
Он поспешно оделся и на цыпочках направился к порогу. Еще раз прислушался: за дверью о чем-то шептались. Шерстнев осторожно приоткрыл дверь.
Захар Ильич держал в руках "летучую мышь". Тусклый свет фонаря вырывал из темноты еще две фигуры. Лица ночных гостей были освещены снизу, и Тимофей не сразу узнал, что перед ним Алексей и Готвальд.
Несколько мгновений полицейский стоял, не в силах произнести ни слова. Потом настежь распахнул дверь.
– Алексей!
– вскрикнул он наконец и прислонился к дверному косяку. Откуда? Ты ведь?.. Ты же...
– Покойник?
– засмеялся Алексеи, обнимая Шерстнева.
– Как видишь, нет!
– Ничего не понимаю!
– пробормотал Тимофей.
– Да что это последнее время происходит?!
Захар Ильич, видимо, тоже ничего не понимал. Он приготовился услышать выстрелы, возню и сейчас переводил недоуменный взгляд с Алексея на Шерстнева.
– Это как же получается?
– спросил он.
– Выходит, свои, что ль, встретились?
– Свои, свои, - весело подтвердил Алексей, хлопая Шерстнева по плечу.
Тимофей обнялся с Готвальдом,
Шерстнев возмущался, что Алексей не предупредил его о том, что остался жив.
– Ведь я мысленно похоронил тебя, брат... Как же ты мог не сказать мне?
– Но как?
– спросил Алексей.
– Ведь ты был в отъезде, а доверять малознакомому человеку... сам понимаешь.
– Но зачем тебе вся эта комедия?
– не унимался Шерстнев.
– Ушел бы просто в лес, и все...
– Чтобы доставить удовольствие гестапо. Не хотелось их как-то огорчать, - улыбнулся Алексей.
– Боялся, что с начальником гестапо будет плохо. Все-таки обидно, я ведь был у него в руках.
– Алексей помолчал, потом добавил: - А если говорить серьезно, то мне выгоднее числиться в покойниках, чем в живых... Поэтому я попросил Степана Грызлова переодеть один из обезображенных трупов в мой пиджак и сунуть командировочное удостоверение в карман. Я рассчитал, что в спешке они не станут проверять - есть ли у меня на ногах ранения...
В избу вошли еще двое партизан и напомнили Алексею, что пора уходить.
Был второй час ночи.
– Ну что ж, двинемся!
– Алексей поднялся.
Он обнял Шерстнева, они уговорились о новых явках - все старые связи были потеряны.
Тимофей пожал руку Готвальду и двум проводникам. На прощание предупредил:
– Имейте в виду, километрах в десяти отсюда человек десять полиции. Осторожней.
– И шепнул Алексею: - Завидую... Хотелось бы быть с вами.
Алексей махнул рукой.
Потерпи. До встречи...
Готвальд, Алексей и двое проводников вышли на улицу. Стояла темная ночь. Проводники, хорошо знавшие дорогу, уверенно шли по лесу.
Сразу после ухода из Красновидова Алексей в партизанском отряде спросил об Ане. С тех пор как подпольщики помогли переправиться девушке в лес, он ни разу ее не видел. Только слышал, что ее назначили разведчицей-наблюдателем.
Командир отряда огорошил Алексея неприятной новостью: оказалось, что вот уже две недели Аня тяжело больна, партизанский врач установил воспаление легких. Девушку отправил в деревню - отлежаться.
– - Куда же?
– стараясь скрыть охватившее его волнение, спросил Алексей.
– Она в селе Мыздра, у своей тетки, - ответили ему.
– Мыздра? Где это? Далеко?
– Километров девяносто отсюда.
Заметив озабоченно сдвинутые брови Алексея, командир отряда осведомился:
– Она что, родственница вам?
Алексей проговорил после паузы:
– Нет, больше чем родственница: она спасла мне жизнь.
– Мгм... Вот оно что...
Скобцев задумался.
– Вы не волнуйтесь, она там в безопасности, - добавил он, помолчав. Село глухое. Немцев и полиции поблизости нет. Тетка ухаживает за ней преданно.