Особые отношения (Не покидай меня)
Шрифт:
— Миссис Гудчайлд, вам не в чем себя винить. Ни вы, ни кто другой ничего не мог бы сделать, чтобы это предотвратить. Я уже говорил — это совершенно типичное состояние для новорожденных.
— Желтуха опасна?
— Только если уровень билирубина слишком высок.
— И что тогда?
Я заметила, что доктор неловко переступил с ноги на ногу.
— Тогда, — наконец сказал он, — билирубин может вызвать нарушения функции головного мозга. Но — я подчеркиваю — это случается крайне редко. Нет никаких основании считать, что ваш сын…
Но
— Миссис Гудчайлд?
Подняв глаза, я увидела, что доктор Рейнольдс тревожно всматривается в мое лицо.
— Все в порядке?
— Что?
— Мне показалось, вы на секунду отключились.
— Я… в порядке, — выговорила я.
— Вы слышали, что я сказал? Вы не должны винить себя.
— Да, я слышала.
— Через десять дней все бесследно пройдет. А пока мы подержим его в интенсивной терапии. Но, повторяю, никакой угрозы нет. Это обычная процедура для любого младенца с желтухой.Вы меня понимаете?
Я кивнула.
— Хотите подняться и посмотреть на него?
— Да, разумеется. — Но мой голос прозвучал невыразительно. И снова я заметила, как Рейнольдс с беспокойством смотрит на меня.
В синем свете не был виден желтоватый оттенок, который теперь приобрели кожа и глаза Джека. Я не видела внешних проявлений болезни, но знала; мой ребенок страдает, он болен. И понимала, как бы ни разуверял меня Рейнольдс, что виновата в этом я.
Я позвонила Тони на работу и сообщила новости. Когда я объяснила, что желтуха у Джека развилась из-за моего молока, муж спросил:
— Слушай, а ты уверена, что в прошлой жизни не была католичкой? Ты прямо наслаждаешься чувством вины.
— Вовсе нет. Просто я принимаю вещи такими, как есть: причина его болезни во мне.
— Салли, не пори ерунды.
— Не упрекай меня…
— У него ведь просто желтуха, а не СПИД. И если врач горит, что через несколько дней это пройдет…
— Ты меня просто не слышишь, — закричала я.
— Но ты ведешь себя просто нелепо.
Вечером, когда Тони появился в больнице, я сумела взять себя в руки и воздержаться от самобичевания. Наоборот, я начала с извинений за наш телефонный разговор.
— Не бери в голову, — сухо ответил он.
Мы вдвоем поднялись к сыну. Тони спросил медсестру, насколько тяжело состояние Джека, и она уверила нас, что желтуха совсем незначительна и (как и говорил мне Рейнольдс) через несколько дней все придет в норму.
— Значит, волноваться не о чем? — Тони явно задал этот вопрос для того, чтобы я успокоилась.
— Он должен поправиться, и никаких осложнений не будет, — подтвердила сестра.
— Вот видишь? — Тони погладил меня по руке. — Все в порядке.
Я кивнула, хотя и не поверила бодрым уверениям. Я знала правду. И сестра
Но сейчас мне нельзя было говорить об этом. Бесполезно пытаться открыть им глаза на то, как обстоят дела. Особенно учитывая, что все следят, нет ли у меня признаков стресса или психического расстройства.
Следующие тридцать шесть часов я была собранной и спокойной, демонстрируя врачам и сестрам, что я вполне нормальна и разумна. Я по несколько раз в день навещала Джека и всякий раз кивала, когда меня пичкали фальшивыми уверениями о том, что дело у него идет на лад.
Наконец, в назначенный срок, меня отпустили домой. Было как-то тревожно уходить из больницы, оставляя здесь Джека. Но я была даже рада за него, рада, что он не со мной, в относительной безопасности, там, где я не смогу нанести ему еще большего ущерба. Время от времени странный рассудительный голос, раздававшийся в мозгу, упрекал меня за самоедство, твердил, что я зря виню себя в болезни Джека, но всякий раз его заглушал другой голос, намного более мощный, обвиняющий. Он напоминал, что главная преступница — именно я.
Выйдя из больницы, я почувствовала облегчение. Тем что Тони не только приготовил к моему приезду ужин, но (как и обещал) связался с Ча, помощницей Maргарет, и та привела дом в относительный порядок… Теперь он выглядел как довольно аккуратная, прибранная строительная площадка. И в холодильнике действительно было припасено шампанское «Лоран-Перье». Тони подал мне бокал, а я невольно подумала: триумфальным это возвращение никак не назовёшь.
Тем не менее я подняла бокал, чокнулась с Тони и залпом выпила шампанское.
— Похоже, тебя жажда замучила, — улыбнулся Тони.
— Я бы сказала так: очень нужно выпить.
— То же самое могу сказать о всех присутствующих.
Я выпила еще.
— Хорошо, что я догадался прихватить две бутылки, — заметил Тони, снова наполняя бокал до краев. — Как ты себя чувствуешь?
Этот вопрос, как мне показалось, ответа не требовал. Да и не хотелось пускаться в подробные описания здоровья — ведь и так было понятно, что все хреново: я вернулась домой из больницы после рождения ребенка. Но без ребенка… Хотя я и знала, что Джеку лучше быть от меня подальше.
— А у меня хорошие новости насчет дома, — сказал Тони. — Приходили строители…
— Ты, должно быть, шутишь.
— В общем, прораб — как его зовут? — ну, северный ирландец… Коллинз, что ли? Короче, он спрашивал про тебя. И когда я сказал, что ты родила, но ребенок в интенсивной терапии. Боже, ты бы видела, как в нем взыграл католический комплекс вины. Он обещал, что соберет всю бригаду и за две недели они все доделают.
— Приятно сознавать, что ребенок, у которого, возможно, травмирован мозг, способен подвигнуть строителей на…