Особый контроль
Шрифт:
— Я понимаю, не волнуйся, твое возвращение в «Мещеру» я тоже гарантирую. Что касается того, как я набрел на завод, то тут все просто: мне показал его отец, когда мне было всего восемь лет. Его деды работали в промзоне, на этом заводе, а он хранил память…
Несколько минут прошло в молчании. Филипп изредка ловил на себе взгляды Аларики, но в ее сторону не смотрел, боялся спугнуть минутное свое счастье. «Пытка ожиданием, — думал он, каждой клеточкой тела ощущая присутствие Аларики. — Самая мучительная из пыток! Недаром кто-то из предков увековечил ее словами: „Если бы люди строили Дворец Счастья, самым большим залом был
22
А. Эроз.
Наконец пинасс, ведомый киб-пилотом, достиг Каховского моря и остановился в воздухе, предупредив пассажиров гудком, что дальше пути не знает. Филипп взял управление на себя.
Пинасс спикировал на свободную от леса площадку, мелькнули в стороне странные конструкции и пропали за старой тополиной рощей. Филипп лихо посадил машину на поляну возле заросшей ивняком и лозой просеки. В той стороне, куда уходила просека, виднелись какие-то здания серого цвета, четыре громадных конуса из металлических плит и ферм, высокие закопченные трубы и мачты.
Аларика, с интересом оглядываясь, прошлась по поляне, почти лишенной растительности, нагнулась.
— Странно… Почему здесь не растет трава?
— Потому что под нами не земля, а бетонная площадка, этому бетону уже два века, видишь, как потемнел?
Филипп подал Аларике руку и повел за собой к просеке, обходя кусты и молодые тополя. Через несколько минут они выбрались на свободное пространство перед высокой, черно-коричневой, в ржавых потеках стеной одного из корпусов завода. Все видимое пространство у стены и в просветах между деревьями занимали шедшие параллельно земле пучки труб от тонких, толщиной в руку, до громадных, двух— и трехметровых в диаметре.
Аларика споткнулась о какой-то ржавый выступ, тянувшийся довольно далеко и исчезавший в стене подступающего вплотную к зданиям леса. Рядом параллельно первому тянулся второй такой же выступ.
— Что это?
Филипп оглянулся.
— Это рельсы, железная дорога.
— Они такие… я не узнала. Как здесь странно пахнет…
Филипп кивнул. У стен корпуса витал неистребимый запах ржавого железа, мазута, асфальта и угля, весь комплекс заводских запахов двадцатого века, хотя завод не работал, по крайней мере, полтора столетия, с тех пор как вступили в строй заводы матричной репликации, вынесенные в космос. Но запахи продолжали жить, напоминая об ушедших в прошлое веках железа, пара, стали и каменного угля. Конечно, металлы использовались человеком и сейчас, и в гораздо большей степени, чем сто и двести лет назад, но, во-первых, современные металлургические заводы-автоматы ничем не напоминали прежние, они представляли собой самостоятельные комплексы с замкнутой технологией по добыче и переработке руд, установленные прямо в местах этой добычи, во-вторых, металлы ушли из быта людей в космос, под землю, в лаборатории, а основную тяжесть обихода приняли на себя полимеры и активные композитные материалы.
«Экскурсанты» медленно прошлись вдоль стены корпуса, огибая выходящие из бетонных колодцев трубы, антенны, заглядывая в распахнутые двери. Один раз даже зашли в ворота, из которых
— Пойдем, не бойся, — сказал он, обнимая Аларику за плечи. Голос гулко взлетел под шатер цеха и вернулся басовитым уханьем. Аларика не отстранилась.
— Прохладно здесь… и страшно.
— Чего же тут страшного? — удивился он. — Никого нет.
Они подошли к одной из конструкций высотой в два десятка метров, сработанной из металлических швеллеров, громадных цилиндров, положенных на бок и утопающих в мешанине труб, лесенок, загородок и настилов.
— Мартен, — сказал Филипп. — Устройство для выплавки стали, последний из оставшихся, остальные вымерли, как динозавры.
Аларика посмотрела вверх и потянула его за рукав.
— А это, над нами?
Филипп проследил за ее взглядом.
— Это мостовой кран, видишь крюки? На них вешали ковш и перемещали расплавленную сталь к другим установкам цеха.
С крюков свешивалась железная цепь, Филипп толкнул ее от себя, раздался металлический скрип.
Аларика поежилась, оглянулась.
— Мне почему-то кажется, что за нами кто-то наблюдает.
Филипп рассмеялся, хотя ему тоже стало не по себе.
— Будет шутить, никого здесь нет. Завод обычно пуст, экскурсии посещают его редко, тогда здесь бывает шумно. А сейчас… — Он замолчал. Показалось, что вверху, под потолком, возникла зеркальная плоскость, изогнулась пузырем и лопнула. С минуту прислушивался к грустной тишине цеха, чувствуя вздрагивающий локоть Аларики.
— Тебе показалось. Под крышей гнездятся птицы, вот и все.
Он привлек Аларику к себе, поцеловал в губы, потом стал целовать плечи, шею, руки, пока она вдруг не оттолкнула его, выдохнув:
— Нет!.. — И чуть тише еще раз: — Нет, Филипп… не надо, прошу тебя.
Он стоял, опустив руки, и эхо шуршало из всех углов гигантского помещения обрывками слов: нет, нет, нет…
Потом Аларика взяла его за руку, робко, как никогда раньше.
— Не сердись, пожалуйста, и прости… я сама дала повод… Ты помнишь стихи? «Не прилепить отрезанный ломоть, снег прошлогодний ходит в небе тучей…»
— Помню, — хрипло ответил Филипп. — Я помню. Правда, я помню и другие стихи… Идем?
Через несколько минут они тихо вышли из сумрака пустого здания наружу. Аларика вздохнула полной грудью и спокойно улыбнулась.
— На воле все же лучше. Нет-нет, — остановила она попытку Филиппа оправдаться. — Ты ни при чем. Я вижу, ты во многом изменился, но… понимаешь, мне есть с кем тебя сравнивать. И, боюсь, идти тебе далеко, лучше бы ты не брался за это… А вообще, честное слово, было очень интересно! Я никогда не видела старых заводов, а на экскурсию прийти сюда и не подумала бы. Знаешь, он уж и не такой маленький по сравнению с современными, да?
— Не маленький, — подтвердил Филипп. — Может быть, ты не хотела этого, но, ставя точки над «i»…