Особый район Китая, 1942-1945 гг.
Шрифт:
13 августа
Радио Москвы поведало о страшном лагере смерти Майданеке, возле Люблина.
В Германии Гитлер казнит своих генералов и чиновников.
309 членов итальянского сената из 420 лишены своих полномочий и преданы суду.
В Японии подготовка к тотальной войне. Вооружаются подростки и женщины. Барон Судзуки назначен президентом Тайного совета.
Хэнъян захвачен японцами. Китай в судорогах военной катастрофы...
Разгром правительственных войск в Хэнани и Хунани, приезд корреспондентов и военных наблюдателей США существенно изменили внутриполитическую и военную обстановку Особого района. События для руководства КПК складывались
Генеральный политический курс КПК никаких изменений не претерпел, остался резко античанкайшистским. Только последние события создали более благоприятные условия для его осуществления.
Еще более возрастает авторитет председателя ЦК КПК: [316] он-де всегда выступал за гражданскую войну против Гоминьдана. И вот военный разгром Чан Кай-ши как бы подтверждает правомерность его раскольнических действий и «марксистскую глубину» исторического анализа... У руководства КПК и американцев — «медовый месяц». Те и другие усердно обхаживают друг друга.
* * *
Узнать что-либо из биографии Мао Цзэ-дуна, кроме обкатанной официальной версии, — невозможно. Он ни с кем и никогда не делится воспоминаниями о своей молодости, увлечениях, привязанностях. На эту тему наложено категорическое табу. Есть официальная биография, которую каждый должен изучить для «укрепления революционного духа».
16 августа
Войска 1-го Украинского фронта уничтожили с 13 июля по 12 августа 140 тысяч гитлеровцев, 1404 танка и самоходных орудия, 567 самолетов.
Бои за побережье Франции.
Американцы бомбардируют территорию Японии.
Рузвельт заявил, что в районах Тихого океана под ружьем свыше миллиона американских солдат.
* * *
Обстановка в Особом районе продолжает меняться. Прежде во всем чувствовалась блокада гоминьдановскими войсками. Давала знать и контрпропаганда чунцинского правительства.
Чан Кай-ши печатно и на все лады поносили в Яньани. О Гоминьдане, центральном правительстве, отзывались бранно и с намеками на неизбежное в скором возмездие. Однако все время испытывали страх перед возможностью ответных мер. Обстановка была нервозной и гнетущей, особенно в 1943 году. Античанкайшистская и антигоминьдановская пропаганда (до событий в Хунани и Хэнани) перекочевала со страниц яньаньских печатных органов в различного рода театральные представления, преимущественно в пьесы. По указанию Центрального Комитета КПК ряд авторов написали сценарии театрализованных «разговорных» выпусков, массовых сцен, а также песенки, хлесткие скетчи, в которых высмеивали Чан Кай-ши, его неудачи и призывали к борьбе с центральным правительством... Во всех этих театрализованных розыгрышах [317] в большей или меньшей степени проводилась мысль о невозможности сотрудничества с Гоминьданом, никчемности сотрудничества и насущности всяческой борьбы с Чан Кай-ши...
По указанию Центрального Комитета КПК были сформированы бригады артистов и армейской самодеятельности, которые стали прочесывать Особый район, не избегая самых глухих местечек.
Несмотря на шумиху в прессе и другие формы антигоминьдановской кампании, Чан Кай-ши боялись. В антигоминьдановской кампании проглядывали неуверенность и страх. Каждый день и час страшились ответных репрессий Чунцина — внезапного и повсеместного вторжения его войск. В качестве прикрытия и какой-то страховки руководство КПК решило снова командировать Линь Бо-цюя с поручением вести переговоры. Об этом были поставлены в известность лидеры Гоминьдана, и бюрократическая машина закрутилась. Уверен (в этом меня уверило прежде всего поведение
Антигоминьдановская пропаганда и чжэнфын породили в Компартии тягостно-душную обстановку. В партийных организациях боялись завтрашнего дня, отказались от любой инициативы, механически повторяли инструкции, спускаемые Центральным Комитетом КПК, заучивали «22 документа» во искупление несуществующих грехов и для пущей благонадежности. Остро ощущалась потеря уверенности. За выкриками лозунгов и клятвами верности Мао Цзэ-дуну, как «боевому вождю партии и народа», стояло смятение, потеря товарищества, страх и даже пустота. И во всей партии снизу доверху отсутствовало единство. То самое единство, борьбу за которое якобы вел и ведет председатель ЦК КПК. В своих беседах со мной, не вдаваясь в подробности чжэнфына, он любит повторять, что эта кампания по сути дела «борьба за единство партии». И тут я согласен: да, это борьба за единство подчиненности Мао Цзэ-дуну, за единство признания его вождем, за единственность его, и только его мнения для партии...
Таковым было положение в партии и в руководстве (отчасти оно и сохраняется).
Большая часть руководства — Лю Бо-чэн, Е Цзянь-ин, Бо Гу, Чжоу Энь-лай, Пэн Дэ-хуай и ряд других ответственных товарищей — преднамеренно противопоставлялась (несомненно, по указанию Мао Цзэ-дуна) меньшинству [318] из Лю Шао-ци, Хэ Луна, Пэн Чжэня и уж, конечно, Кан Шэна.
Эта большая часть руководства Компартии сначала в той или иной мере «раскаялась в своих убеждениях» и примкнула к зловредной каншэновской горсточке, а после идейной костоломки сорок третьего года стала безоговорочно следовать за председателем ЦК КПК.
Однако отношения между обеими частями руководства, несмотря на внешнее совпадение взглядов, были напряженными, недоверчивыми и подозрительными, а в ряде случаев и откровенно враждебными.
Хунань-хэнаньская катастрофа, вояж по Особому району представителей зарубежной прессы, прибытие «союзнической миссии наблюдателей», победы Красной Армии, возрастание авторитета и мощи СССР — резко повлияли на обстановку в Яньани и на настроения в Коммунистической партии. Хотя бы на время, но отпала возможность репрессивных акций Чунцина — у всех здесь гора свалилась с плеч. Положение других баз соответственно улучшилось.
В партийные организации словно подул свежий воздух. В затхлой яньаньской атмосфере все будто пробудилось от кошмарного сна. Это сразу сказалось и на руководстве КПК. Медленно, но уверенно жизнь поворачивает от подсиживания, полицейщины, страха — к реальному делу. Настоящее дело, по которому стосковались все, врачует увечья «духовных чисток», преобразует людей. Со скрипом, но жизнь налаживается...
Однако Мао Цзэ-дун ведет себя так, словно все развертывается по его планам. Он-де подводил партию и Особый район к столкновению с Чан Кай-ши, нагнетал антигоминьдановские страсти — и разве хунань-хэнаньские события не предвидение вождя?
Так или иначе Мао все эти факты поворачивает в свою пользу, в подтверждение правильности своей политики. Подпевал и подхалимов хватает...
19 августа
Китайское командование пытается организовать наступление вдоль Янцзы на Ичан.
Из района Хэнъяна японцы наращивают победоносное наступление. Не стихают бои в Юньнани. [319]
* * *
Самый молодой из нас — Николай Николаевич Риммар, или просто Коля, ему 31 год.
Коля болезненно переживает разлуку с семьей. Травит себя и нас рассказами о довоенном житье...