Особый район Китая, 1942-1945 гг.
Шрифт:
«Позиция Америки играет огромную роль для нашего будущего», — сказал председатель ЦК КПК.
Он и его сторонники уверены в неизбежности сближения Америки и Великобритании с Особым районом. 8-я НРА и Новая 4-я НРА — это те силы, в которых нуждается Белый дом. Кроме того, союзников не может не привлечь спаянность и крепость яньаньской власти. Союзникам ничего не остается, как признать Особый район (а за ним и другие советские районы) единственной реальной силой в Китае.
Мао ни словом не обмолвился о Советском Союзе, о его заинтересованности в решении дальневосточной проблемы, несмотря
В своей книге «О новой демократии», опубликованной яньаньским издательством «Освобождение» в 1940 году, Мао Цзэ-дун писал (во всяком случае его так можно было понять), что без СССР для Китая не может быть победы над фашистской Японией. Сейчас он пришел к противоположным выводам и намерен блокироваться в основном с США и Англией.
Думаю, что за всем этим кроется и нечто другое, о чем председатель ЦК КПК предпочитает умалчивать. Он рассчитывает на опасение Америки и Великобритании Советского Союза. И вот это опасение должно, по его мнению, толкнуть эти государства на путь медленного, но верного сближения с Особым районом.
Мао Цзэ-дун и его сторонники явно полагают шантажировать союзников мифом об агрессивности СССР, который якобы мечтает поглотить Китай (особенно Маньчжурию). В будущих отношениях с союзниками это пугало [303] будет одним из самых важных аргументов в пользу сближения Соединенных Штатов и Великобритании с Яньанью.
Однако и это еще не вся правда. Председатель ЦК КПК не только намеревается заполучить оружие и оттеснить Чан Кай-ши, но и признанием Америкой и Великобританией Особого района исключить сколь-нибудь эффективное участие СССР в решении дальневосточной проблемы. И вообще нейтрализовать любые дипломатические усилия СССР.
Мао намеревается с помощью США и Великобритании обрести ту силу, которая поможет ему заполучить власть над всем Китаем и вести политику, отвечающую лишь его собственным интересам.
Конечно, председатель ЦК КПК этого не говорит мне, но подготовка к встрече американской миссии протекает именно в таком духе. Одновременно он расширяет переписку с Москвой, стремясь прикрыть истинные мотивы будущих переговоров. Беседы со мной тоже для того, чтобы рассеять сомнения.
Это прямо противоположно тому, что он до недавнего времени сообщал в Москву. Он полагает обременительным мнение советских руководителей, хотя и продолжает слать свои «дружеские телеграммы». В условиях поражения правительственных войск Мао Цзэ-дун считает неизбежным согласие американцев со своими главными предложениями. А все внешне чинно: нужно оружие для изгнания японцев со священной земли Китая!
Странные эти наши беседы. Говорит преимущественно Мао. Иногда говорит час или два, случается и больше. Мне отводится роль слушателя. Он очень недоволен, когда я не соглашаюсь. Если мне случается возразить, он круто меняет тему (с другими в подобных случаях он поступает порой просто оскорбительно) или весь уходит в нервное сосредоточенное курение. И тогда я чувствую, какой ценой ему обходится это общение со мной. Как неприятен я ему и как в сущности он далек от нас. И тут же приступы радушия, приглашения на застольную встречу, грубоватые
На прощание Мао подарил мне свою книгу «О новой демократии», отмеченную иероглифами собственной библиотеки председателя ЦК КПК.
16 июля
Советский Союз ведущая сила антигитлеровской коалиции [304] — это Мао Цзэ-дун признает лишь на словах. Это для статей, для поздравительных телеграмм Москве, но в данном признании еще и неуверенность перед Чан Кай-ши, а вдруг завтра военный конфликт? Кто выручал, кто выручит? Поэтому перед Москвой в неизменности набор лозунгов, заверений и внешней доброжелательности.
О Ван Мине не вспоминают. Борьба с «московской группой» — пройденный этап для Мао Цзэ-дуна. Победно пройденный, хотя и не совсем гладко...
Сейчас, когда я достаточно узнал Мао Цзэ-дуна, в его столкновении с Ван Мином усматриваю еще одну побудительную причину (конечно, не столь важную и значительную). В годы, предшествовавшие мировой войне, за Ван Мином упрочилось представление, как об одном из видных теоретиков Коммунистической партии Китая. И вот с этим обстоятельством Мао тоже не мог примириться. Это, конечно, не главное, но характерно для Мао...
Ночь. Глубокий покой. Когда я перекладываю бумаги, огонь свечи вытягивается, пляшет.
Сводки, газеты и бесконечные страницы переводов. Вот заключительные слова последнего перевода: «Мао Цзэ-дун — боевой вождь нашей партии и народа». Именно так складываются обстоятельства и от этого никуда не уйдешь.
Опыт общения с Мао убеждает меня в том, что он правдив лишь тогда, когда это отвечает его интересам. Для него не существует моральных норм. Есть сила или возможность чего-то добиться (пусть самыми грязными средствами) — делай! Доводы найдутся потом!
В. И. Ленин говорил, что политику не сообразуют с психологией и поступками одного человека, что политика начинается там, где миллионы. Но ни один человек, ни миллионы не интересуют Мао Цзэ-дуна. Важно продвижение к власти. Какие жертвы будут в том или ином случае, авантюра это или нет, можно ли добиваться большего с меньшими затратами — сие его не трогает. Можно сказать, совсем не трогает — и это не преувеличение. Народ он рассматривает лишь как сырье для осуществления собственных планов. Иногда в его беседах со мной проскальзывает нечто мессианское. Он — над человечеством, над законами, моралью, страданиями. Увлекаясь, Мао порой говорит именно в таком тоне. Он совершенно черств. Понятия добра или зла для него преломляются в понятие целесообразности для него лично. Увлекаясь, он становится красноречив и говорит, говорит... Тогда и следа не остается от его вялости. [305]
19 июля
Львиную долю в радиопередачах союзников занимает информация о боях в Нормандии.
Гитлеровцы нелегальными средствами переводят свои награбленные капиталы в швейцарские банки.
Немецкие самолеты-снаряды бомбардируют южные графства Англии.
Японская императорская ставка объявила о гибели гарнизона острова Сайпан в неравной борьбе с войсками союзников.
В радиосводках союзников число пленных японцев ничтожно. Тэнноизм — культ императора — доводит японских солдат и офицеров до фанатизма, подавляя в них человеческие чувства.