Осознанный аутизм, или Мне не хватает свободы
Шрифт:
Учу Рому говорить, вернее, учу его разрешать себе говорить «не хочу», «не могу», «не знаю», «не помню», «надоело». Именно учу, потому что сам он, как и многие аутичные дети, сказать этого не может. Слишком важна для него оценка, и она должна быть идеальной. То, что иногда проще сказать «не знаю», чем говорить все подряд, он не понимает пока. Ему страшно признать себя незнающим, так как он боится возможной реакции. Знает, что знать — это хорошо и правильно. При этом часто психологическая невозможность сказать, например, слово «надоело» и придуманная им необходимость продолжать деятельность вне зависимости от желания приводят
Одна из ключевых проблем аутичного ребенка, из которой потом и вырастает множество других, — изначально повышенный уровень доверия. Именно поэтому такие дети легко ломаются на том, чего другие бы и не заметили. И ломаются настолько сильно, что вынуждены выстраивать глобальную защиту, внутри которой находится их стопроцентное доверие к миру.
О том, что не нравится, надо говорить, не рассчитывая на то, что все всё поймут без слов и к тому же правильно отреагируют.
Для того чтобы была мотивация к излечению, необходимо видеть выгоду от этого. Для аутичного ребенка это также имеет значение: для того чтобы он хотел выйти из этого состояния, ему нужно ощущать выгоду. Выгода от аутизма заключается в том, что можно не видеть, не слышать и не чувствовать очень много чего. И в первую очередь это касается именно самого близкого ребенку круга. Если это «много чего», от которого ребенок аутизируется, исчезнет, то аутизм не будет выполнять своей роли и окажется не нужен.
Для того чтобы появилось желание выйти из аутизма, нужно идти от аутизма, а не к аутизму, как это происходит в большинстве семей.
06.04.2009
Тем, кому знакома проблема языкового барьера, намного легче понять проблему аутичного человека, жизнь которого часто приобретает характер именно барьера и постоянного его преодоления. Барьер может быть как в речи, так и в игре, в движениях, в мимике, в эмоциях, в активности и пр. Решить проблему «языкового барьера» без постоянной тренировки, без внедрения себя или ребенка в сложные языковые ситуации и положительного опыта существования в них невозможно.
07.04.2009
Часто ребенок вылезает на новый уровень не целиком, а как бы по частям. Важно этот момент заметить и помочь ребенку, чтобы он не вернулся обратно на привычный уровень.
08.04.2009
Из переписки:
— Катя у меня жизненно важный вопрос. Аутисты плачут?
— Конечно. «Конечно. Всем хочется быть настоящими. Иногда так хочется, что просто слезы…»
— Ага. Ну а тяжелые? Мой знакомый взрослый аутист не плачет, например.
— И твой знакомый плачет, когда его понимают… Когда их понимают, когда к ним относятся по-человечески, тогда они нормальные, и слезы у них есть, но чтобы показать их, им надо, чтобы их понимали и принимали. Понимали именно их, а не кого-то и не что-то, что кажется кому бы то ни было… Короче, любые плачут, только не со всеми они плакать будут, впрочем, так же, как и смеяться, и учиться,
— У него разве что глаза слезами наполняются, но чтоб плакать… А у знакомой мамы тринадцатилетнего мальчика я спросила про ее сына как-то. Она говорит: «До десяти лет, пока я воспринимала его битье головой о стены и прочее как истерики — нет, не плакал. И вот раз он бился, и я вдруг что-то поняла, обняла его — и у него слезы полились. Теперь плачет». Что думаешь?
— Ну вот и повод задуматься… проблема не в том, что он не плачет, а в том, что он не разрешает себе плакать. Не разрешает себе быть таким, какой он есть. Не разрешает потому, что недостаточно комфортно себя чувствует. Недостаточно комфортно себя чувствует потому, что не доверяет. Не доверяет потому, что слишком доверчивый. Слишком доверчивый, поэтому часто обламывается. Часто обламывается, поэтому не доверяет. Не доверяет и поэтому боится. Боится и ограждает себя от страхов, уходя в аутизм. Уходит в аутизм, спасаясь от страхов, и попутно ограждает себя от информации, от возможностей и от развития, от информации — как негативной, так и позитивной, как разрушающей, так и развивающей. Не развивается не только интеллектуально, но и эмоционально и усугубляет свое состояние. Не вырабатывает иммунитета. Для выработки иммунитета необходима помощь и поддержка. Сам попросить помощи и поддержки аутист не может, потому что боится. Боится и помощь отвергает. Помощь отвергает и отталкивает людей. Люди смотрят на внешнее отторжение и уходят, не учитывая внутренние его причины, основной из которых является страх. Таким образом оставляют его наедине с собой, что только усугубляет его состояние… и т. д.
На данном этапе основная проблема Стасика уже не аутизм, как было еще год и даже полгода назад, а речевые трудности, которые мешают его полноценному общению с окружающими. Поэтому практически на любых занятиях с ним делается упор на развитие речи.
— Чем будем сегодня заниматься? — спрашиваю я вошедшего в игровой зал Стасика.
— Рельсы, — говорит он, увидев на полу железную дорогу, построенную до него кем-то другим.
— Что рельсы?
— Рельсы строить.
— Это что? — спрашиваю я и показываю на железную дорогу.
— Это рельсы.
Я беру в руку рельсы.
— Вот это рельсы, а вот это, — говорю я и показываю на дорогу, — это железная дорога.
— Железная дорога, — повторяет Стасик и собирается бежать к ящику за рельсами.
— Что ты будешь делать? — снова спрашиваю я.
— Строить.
— Скажи, пожалуйста, все сразу, — прошу я его на этот раз.
— Я буду строить рельсы.
— Я буду строить железную дорогу из рельсов, — поправляю я его и начинаю вместе с ним строить дорогу.
— Я буду строить железную дорогу из рельсов, — повторяет он и продолжает, — вон они там лежат.
Стасик довольно быстро понимает мою мысль и сам начинает строить длинные предложения, особенно если все время акцентировать на этом его внимание.
— А где рельсы лежат?
— Коробка, — говорит Стасик и, увидев мой выразительный взгляд, тут же поправляется, — рельсы лежат в коробка. Вот она.
— В коробке, — поправляю я Стасика, для которого путаница в окончаниях тоже является обычной проблемой, и мы продолжаем игру.