Остальное - судьба

Успенский Михаил Глебович

— Ну и? — умоляюще сказал Печкин.

— Баллончик ты у неё отобрал, — сказал Матадор. — Но тут нарисовался наш доблестный майор…

— А-а! — вскричал Печкин. — Значит, это он меня по голове…

— Нет, — сказал Матадор. — Если бы это он тебя по голове, сейчас толковал бы ты с апостолом Петром, в лучшем случае — Пилюлькиным, он как раз дежурил на больничке, ибо в бар медикус не явился. Но не тронул тебя майор, а взял Синильгу под локоток и очень так деликатно повёл наверх…

— Какой

позор, — простонал журналист. — Я ей, наверное, фотосессию в «Космополитэн» обещал…

— Не без этого, — кивнул Матадор. — Но Синильга — девушка гордая, салажнёй брезгует… Почему ты ещё сидишь? Умываться, жрать — и в дорогу! Сталкер должен покорять Зону в любом состоянии!

— Сам же говорил — не ходи в Зону с бодуна…

Печкин застонал, встал и пошёл умываться…

…Когда они с Матадором спустились вниз, оказалось, что в зале вовсю ещё спят на полу человек десять, Батюшка продолжает чтение, а месье Арчибальд собственноручно протирает стопки. Да ещё из тамбура доносились удары и звяканье — должно быть, Колчак пытался как-то облагородить своё рабочее место, а технарь Марконя налаживал связь.

— Мы что — первые? — сказал Матадор.

— Нет, — сказал бармен. — Майор уже давно ушёл по своим делам. И как-то без него мне спокойнее, хоть он и платит…

— Как — ушёл? Без снаряги, без ПДА и прочего? — воскликнул Матадор.

— А он всё равно не умеет с ними обращаться, — сказал Арчибальд. — Он и резину свою оставил, аккуратно так упаковал и оставил… А из оружия, наверное, один «макар» — именной, за безупречную службу…

— Что же ты его не остановил? — сказал Печкин, хоть и стал ему Каргин удачливым соперником.

— Да мы со святым отцом ему говорили… Батюшка оторвался от «Жюстины» и молвил:

— Что приборы! Тлен! Я его исповедовал, причастил, благословил на ратный подвиг. Вот ещё иконку дал ему — Никола скоровспомогательный…

— Правильно тебя из попов выгнали! — рявкнул Матадор. — Иконку… Садист проклятый!

Сталкеры начали вылезать из спальников, прислушались…

— Ну, майор зажёг! — сказал Мастдай. — Где будем теперь кости его искать?

— Он же ничего тут не знает, — сказал Паганель.

— Может, он вчера кому что сказал? — спросил Матадор.

— Не знает он тут ничего, — повторил Паганель.

— Синильга! — осенило Техаса.

— Ага, — сказал Матадор. — В минуту полной откровенности…

Техаса и послали за официанткой в служебный номер.

Она появилась в новом французском халатике, и сопровождал девушку сияющий Киндер.

В ответ на расспросы Синильга сказала:

— Не откровенничал ваш майор со мной.

— Правильно, — сказал Огонёк. — К чему слова, когда так страстны взоры?

— Дурак, — сказала Синильга. — Он только про моральный облик говорил.

Как честный мент. Насрамил, довёл до служебки — и всё…

Печкин старался не смотреть на красавицу, да и на Киндера — вот же хоббит недорезанный! Без фотосессии обошёлся!

Довольно быстро в зале собрались все вчерашние участники гульбы, кроме Серёги Воркуты — он человек ночной, творческий, ему в Зону не надо. Сталкеры жарко спорили об отчаянном майоре Каргине, о том, где его искать да как выручить, если ещё живой, покуда не охладил их Огонёк:

— А чего это вы паритесь? Он нам кто? Он нам мент…

И сталкеры устыдились — люди всегда почему-то стыдятся тех редких минут, когда бывают людьми по-настоящему…

— Он Нам Мент, — повторил Матадор. — Хорошее вьетнамское имя… Может, хоть Белый на него набредёт? Так, от фонаря, случайно, в порядке бреда…

— Ага, — сказала Синильга. — Каждый за себя, один Белый за всех…

И вдруг заплакала.

Тут зашумела дверь, и выглянул бдительный Колчак:

— Белый идёт со своим грузовиком. Оба пустые.

Со времён своего первого выхода Печкин больше не сталкивался с Белым и даже лица его не запомнил.

…На спасателе был такой же белый грязный комбез в кровавых пятнах, как тот, в который упаковал он бесчувственного Пекинеса в незабываемый день журналистского дебюта.

Да, пожалуй, и не мог Печкин запомнить его лицо — какое-то оно было… никакое. Лицо и лицо. Такие только тайным агентам носить.

А вот Топтыгина не узнать было невозможно, хоть и стало дитя тайги отпускать бороду, несмотря на жару.

— Всем привет, — сказал Белый. — Алла Мефодьевна, скажите, пожалуйста, Евдокии Викторовне, что Анатолий Петрович жив, хотя и ранен…

Синильга всплеснула руками и побежала наверх — обрадовать Кобру. Или огорчить. Но скорее обрадовать, потому что дело-то было в Зоне, где ранение приравнивается к везению!

Все вопросительно воззрились на Белого.

— В присутствии дамы неприлично пользоваться кличками, — сказал Белый.

И голос-то у него был бесцветный…

— Да мы не к тому, — сказал Техас. — Что там с Ниндзей?

— Мы с господином Топтыгиным нашли Ниндзю и ещё двоих, судя по всему, мародёров, на тропе, ведущей к Михалёвке, — сказал Белый. — Все трое подранены, именно подранены, все попадания — в ноги. По моему мнению, развлекался снайпер. Выяснять подробности было некогда — они и так потеряли много крови. Пришлось нести их до армейского госпиталя, он всё-таки поближе. Там дежурил какой-то незнакомый врач. Поначалу он не хотел принимать пострадавших, но я заявил, что не вынесу больше ни одного военсталкера, хоть и покривил при этом душой… Ногу Ниндзе спасут, двум другим не обещали…