Остальное - судьба
Шрифт:
— Он истекает, — добавил на всякий случай Печкин.
— Да я ещё тогда отлил, когда с ментами, — обиделся конвоируемый Паша.
Майор задумчиво постучал костяшками пальцев по металлу, прислушался к звуку и поглядел на «хаммер» — видимо, прикидывал, можно ли на нём протаранить ворота…
— Не хулиганьте, — сказала дама. — Вы можете разбудить отдыхающих.
— Послушайте, — сказал Печкин. — Нам действительно срочно надо попасть к вашему начальству. Вы мешаете следствию…
— Начальства сегодня нет, — сказала дама. —
— Мы заплатим, — сказал Майор. — Сколько потребуется.
— Много потребуется, — сказала дама. — Вы столько не зарабатываете.
— А вы попробуйте, — сказал Печкин. — Кому деньги передать?
— Перечислите на банковский счёт санатория, — сказала дама.
— А кэшем?
— Гражданин начальник, — сказала дама. — Вы откуда такой? Кто же нынче с наличкой связывается?
Печкин в растерянности отошёл и отозвал Майора.
— Зря ты про милицию ляпнул, — сказал журналист. — Теперь она нас ни за что не пустит. И никакого ордера у нас нет…
— Отведите машину на парковку, — потребовала дама. — Вон люди приехали…
Про парковку она сказала вовремя, еле успели, потому что к санаторию один за другим стали подъезжать автомобили — по большей части дорогие иномарки с московскими номерами.
Из машин стали выходить своевременно записавшиеся счастливцы.
— Ничего себе, — сказал Печкин. — Какие люди! Гламур на гламуре! Белла Блэк! Адвокат Схимник! Банкир Мальчуков! А вот и академик Брыксин!
Он называл всё новые и новые громкие имена, но в большинстве своём они ничего не говорили Майору. Он никогда не вращался в высших сферах.
— «Зуда», — сказал Майор. — У нас есть «зуда».
— «Зуда» в помещении хороша, — вздохнул Печкин. — А нас туда не пустят. Да и пустили бы — что толку? Выбегут все из санатория в дикой панике, включая психов.
— Ну, — сказал Майор. — А мы пройдём. Тихонько. Подсунем кому-нибудь. Паша и подсунет. В карман. Или в сумочку. Она пока разгонится…
— Сева, — сказал журналист. — Нам люди нужны. А они разбегутся. И когда-то ещё в себя придут! К тому же там и настоящие больные лежат. Негуманно!
— Резон, — сказал Майор. — Тогда не знаю. «Ниточки» у нас нет. Дырку в воротах. Не вырежем.
— Размечтался, — сказал Печкин. — Вот же не везёт! Какой репортаж можно было бы забацать! А я не при исполнении…
— Попробуй, — сказал Майор. — Купить место. В очереди. Они жадные. Все.
— Я тоже жадный, — сказал Печкин. — Не для того Белый копил бабки.
— А откуда, — сказал Майор. — У него столько.
— Ты что, не знаешь? — удивился журналист. — Ему же принято отстёгивать за спасение, хоть он сам никогда не попросит. Сдаёшь Арчибальду хабар — пять процентов Белому, как закон… Вот и накопилось. Очень он хочет свою личность выяснить.
— Не знал, — сказал Майор. — Почему не сказали.
— Потому что это все должны знать, — сказал Печкин, и тут в голову ему пришла
Лавируя среди автомобилей, он подошёл к академику Брыксину. Академик был настоящий, из советского времени. Борода клинышком, шаляпинская шуба распахнута, вокруг ассистенты…
— Игорь Кузьмич, здравствуйте, — поклонился Печкин.
Академик взглянул на него с явным неудовольствием:
— Не имею чести знать…
— Ещё как имеете, — сказал Печкин. — Года три назад я делал статью для «Русского натуралиста» про вашу комиссию по лженауке. И встретить вас в очереди на приём к гадалке ну никак не ожидал… Вы, помнится, так негодовали тогда, так шарлатанов обличали, покруче покойного Гинзбурга!
— А-а, это вы, — сказал Брыксин с ещё большим неудовольствием. — Ну, Домнушка не совсем гадалка, она, скорее, феномен, достойный изучения…
— Это вы своим коллегам доказывать будете, — сказал Печкин. — Они вас живьём съедят…
— Зубы обломают, — высокомерно сказал академик. — Оказывается, вы дешёвый шантажист, а мне тогда показались вполне здравомыслящей и образованной личностью… И статья получилась довольно грамотной и толковой, без ляпсусов…
— Игорь Кузьмич, — сказал Печкин. — Понимаете, нам очень надо туда пройти. Не для сенсации, а по делу. Очень важному делу.
— Если вам деньги нужны, так не дам я вам денег, — сказал академик. — Хрен вам, молодой человек. Во-от такенный!
И даже показал, какой именно.
— Денег мне не нужно, — сказал Печкин. — Мне туда нужно. За ворота. А вот у меня есть кое-что, что могло бы вас заинтересовать.
— И что именно? — ухмыльнулся учёный.
— Артефакт, — сказал журналист.
— Эти артефакты, — сказал академик, — в мою лабораторию тащат ящиками. Настоящий — один из ста. Учтите, я год проработал на Янтаре…
— У меня настоящий, — сказал Печкин.
— И что же это?
— «Обратка», — сказал журналист. — Настоящая «обратка». Он вытащил из-за пазухи коробочку и открыл её.
Глаза Игоря Кузьмича загорелись тревожным пламенем. Он схватил коробочку и впился взглядом в её содержимое.
— Траченная? — сказал он.
— Только дважды, — сказал Печкин. — Поневоле пришлось…
— Давно вынесена из Зоны?
— Два дня, — сказал Печкин. — Видите — ещё искрит. И вибрация чувствуется… На стенд её надо, пока не сдохла.
— Сколько хотите? — сказал академик дрожащим голосом.
— Мы родной науке не вороги, — сказал Печкин. — Гусары денег не берут-с. Я же сказал — нам нужно туда пройти. Поэтому давайте осуществим трансфер — вы отдаёте мне своё место, я вам артефакт… Это здесь возможно — продать очередь?
— Ещё как возможно, — торжествующе сказал академик. — Тут есть ребята, которые только этим и кормятся, как барыги возле театра на Таганке — впрочем, вы вряд ли можете это помнить. И даже мы, бедные студенты, этим порой промышляли… Где вы её взяли?