Останкино. Зона проклятых
Шрифт:
Тем временем новостной поток нарастал. К освещению скандальной новости подключились ведущие информационные агентства Европы, а затем и всего мира. Сайт «Свободной прессы» заходился в истерике, обвиняя русских в варварском нарушении всех возможных свобод и собственных законов. Сайт «Международного общества по борьбе за права человека» не отставал. Вскоре впервые прозвучало и имя стрингера. СМИ давали краткую справочную информацию о герое дня, томящегося в застенках ФСБ, и наперебой анонсировали интервью с членами семьи «пленника совести». Постоянно цитировались слова генерала Белова о том, что лица, нарушившие режим в Останкине, будут привлекаться лишь к административной ответственности, если они не совершали каких-либо уголовных деяний. Стали появляться высказывания канадских официальных лиц. Сам премьер-министр Канады заявил,
Эхо этих публикаций всколыхнуло финансовых аналитиков. Все они дружно взялись строить прогнозы, предвещающие стагнацию торговли между странами и падение котировок акций тех компаний, ключевыми партнерами которых являются российские компании. В утренних новостях российских телеканалов стали появляться скупые сюжеты о проблемах между Россией и Канадой. Гневные заявления западных лидеров были не за горами.
А Афанасьев все не звонил.
Но Лукашин верил. Верил наперекор всей этой мировой шумихе, что Николай Берроуз все-таки усядется сегодня в креслице рядом с детектором. Вовка решительно не допускал мысли, что и полиграф согласится с Таращенко, признав правдивость показаний стрингера.
Когда канадский посол вместе с главой восточноевропейского отделения «Свободной прессы» и представителем всемирной организации по защите прав человека, окруженный репортерами, входил в высотку Министерства иностранных дел на Смоленской площади, Николай Берроуз был спешно доставлен в здание ГУВД города Москвы, где он встретился со своими адвокатами, нанятыми канадской стороной. Среди них были не только русские юристы, но и американцы, работающие в Москве. Вся эта бригада требовала протоколы задержания и вчерашнего допроса, о котором им рассказал их подзащитный Берроуз. Документы российская сторона предоставляла, но крайне медленно. Адвокаты грозились Страсбургским судом по правам человека и международными санкциями, справедливо обвиняя россиян в нарушении собственных законов, приказов и распоряжений.
Лукашин больше не ждал звонка Афанасьева, потеряв способность верить в чудо после того, как в Интернете появились сообщения о категоричных заявлениях премьер-министра Италии, германского канцлера и президента США. Но Афанасьев наконец позвонил.
— Лукашин, ты и сам все понимаешь, — сказал он, вздохнув не то с сожалением, не то с облегчением. — Может, это и к лучшему. Окажись канадец чист, мы бы с тобой в крупную передрягу попали бы.
— И что дальше, Пал Ильич?
— Менты его отпускать будут с извинениями. Их пресс-служба сейчас заявление готовит. Мол, недопустимое превышение служебных полномочий, виновных накажем, ну и все такое.
— Понял, Пал Ильич. Можно считать операцию завершенной?
— Да ты что такое говоришь? Не было никакой операции, Вова, так и запомни. Не было!
— Так точно, товарищ полковник, — сухо отчеканил в трубку Лукашин.
Позже Афанасьев скажет ему, что они все-таки успели задать стрингеру несколько прямых и жестких вопросов, записав голос Берроуза и проанализировав его звучание на специальной аппаратуре.
— Так вот, Вовка… Если учесть, что парень наш нервничал, впрочем, как и любой нормальный человек в этой ситуации, то получается, что он говорил правду с вероятностью восемьдесят пять процентов. Ну, а потом такое закрутилось — сам знаешь. На полноценный полиграф он так и не попал. Главное, что мы с тобой в стороне остались. Может, еще и благодарность втихаря объявят — за бдительность.
Канадский гражданин Коля Берроуз покинул столицу на следующее утро. Штраф за административное нарушение, которое он совершил в закрытой зоне Останкино, был уплачен представителями «Свободной прессы». В окружении репортеров и под охраной службы безопасности канадского посольства он проследовал к трапу «Боинга» авиакомпании «Дельта».
Выглядел канадский стрингер устало и отрешенно, ведь он из последних сил старался скрыть свои истинные чувства, чтоб они, не дай бог, не прорвались из его больших глаз прямиком в объективы камер. Раньше он никогда не испытывал ничего подобного. Пьянящее чувство превосходства над окружающими, подаренное ему величайшей победой в его жизни, было
«Это все потому, что во мне течет русская кровь», — думал он, что есть силы стараясь укротить бушующий в нем ураган.
Только когда «Боинг» оторвался от бетонного полотна аэропорта «Шереметьево-2» и набрал высоту, Коля, запершись в тесной кабинке высотного сортира, минут пятнадцать всласть корчился, позволив вырваться наружу своему тайфуну. На свое место в салоне первого класса он вернулся совершенно опустошенный. Бессильно плюхнувшись в кресло, он жестом подозвал стюардессу.
— Будьте добры, двести граммов водки, кусок хлеба и стакан томатного сока, — с трудом произнес он по-английски.
— Может быть, желаете «Кровавую Мэри»? — переспросила кукольная блондинка в форме безупречного кроя.
— Водки, хлеба и сока — настойчиво повторил он. И добавил: — Я русский.
К изумлению тайком наблюдавшей за ним стюардессы, водку он выпил залпом, крупными глотками, потеряв лишь несколько капель драгоценной влаги, которые сползли от уголков рта вниз к подбородку. Кусок хлеба, который он понюхал, шумно втянув носом воздух, оказался пышным французским багетом, а ведь так хотелось «бородинского». Есть его он не стал. Чуть погодя сделал несколько глотков сока и, откинувшись на спинку просторного кожаного кресла, провалился в небытие, которое служило границей между сном и реальностью. Там его ждали Кирилл, кликуша Пелагея, его русская бабушка, сырой запах гаража и останкинские дворики, внезапно для всего мира ставшие полем необъявленной битвы между человечеством и чем-то таким, во что оно боялось поверить.
Бесценных кадров с ним не было. Но он точно знал, что скоро увидит их, ведь Кириллу Васютину он верил безоговорочно.
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЕ
Услышав свой собственный крик, маленький Васютин почувствовал, как теряет сознание…
Сквозь чувство головокружительного полета он ощутил под собой что-то твердое, упиравшееся ему в затылок и лопатки.
Спустя мгновение Васютин открыл глаза. Неуютный свет люминесцентных ламп бил по зрачкам. Под ним была жесткая плитка. Он скосил глаза, не поворачивая головы. И увидел белый пластик холодильника. Сомнений не было — он снова был в торговом зале супермаркета. Ощупав себя, он понял, что ему снова почти сорок лет. Аккуратно приподнявшись на локте, он быстро схватил ТТ, лежащий рядом с ним на полу.
Убрав оружие в кобуру, он осторожно поднялся на ноги и огляделся. Не заметив никаких изменений, прислушался, но так и не услышал людских голосов или других звуков.
«Полет в тоннеле был реальным? Но ведь это невозможно! Хотя… я так ясно чувствовал падение. Это было не как во сне, все было на самом деле. Полная реальность. Но… с другой стороны… такое чувство полета бывает при потере сознания. А сознание я потерял. Значит, все-таки иллюзия, сон… Хорошо, а сказочные персонажи — тоже сон? Шляпник, кролик, Алиса, гусеница… Это же была любимая сказка моего детства. Стало быть — просто причудливая игра сознания. Так, а песчинки? Было чертовски больно, когда они резали меня. Ну, да… Больно было, потому что я упал, вот почему. Итак, полет — это мой бред. Очевидно. Но… когда я очутился перед тарелкой картошки у дядьки в деревне… я же совершенно не осознавал себя. Как будто и не знал, что мне скоро сорок. Я был маленьким ребенком. И боялся наказания так, как боялся в шесть лет. К тому же я не знал, что будет дальше, хотя сейчас прекрасно помню, что дядька пороть нас не стал. И что это такое? Нырок назад, в детское сознание… Тоже бред? Допустим, что это какая-то редкая и сложная разновидность психического состояния. И я ее пережил, только и всего. Заново пережил те минуты панического страха. Ладно, с этим разобрались вроде бы. Постой-ка, время!»