ОстанкиНО
Шрифт:
Семя из Васи хлестало так, словно плотину прорвало.
А утром, голая, поглаживая острые груди с коричневыми сосками, Катенька подошла к иллюминатору, глянула на упруго расходящуюся волну:
– Мне с тобой было так хорошо. А тебе?
– Очень.
– Ну, я побегу. Думаю, никто не должен нас видеть.
– Это еще почему? После всего случившегося, мы поженимся.
– Глупышка! – Катенька чмокнула Васю в лоб, подпрыгивая, натянула свои красные трусики. – Таких как я, у тебя будет очень много.
– Катя,
– Пока, сладенький! Сегодня приду. Мне понравилось.
Жизнь, господа, сгорает быстрее спички.
Вспыхнет огонёк, весёлый, яркий. Мгновение, и остался лишь обугленный обглодок.
Вася поседел, обрюзг. С флота его списали.
И теперь он прославленный телекомментатор на ведущем канале. Режет правду-матку направо и налево. Зашибает, между прочим, ломовые бабки. Правда, согласитесь, бесценна.
– Тут надо было поглубже покопать. Смотри, с таким компроматом ты можешь и не получить погоны полковника. Достаточно ли этого, чтобы в России все новости грохнуть? Вряд ли… Необходимо глубокое бурение.
– Сергей, я утрою усилия.
– Ладно, к ведущим мы еще вернемся. Бесят меня красотки на ящике. Разберись-ка с ними.
Компромат № 4
Красавица и чудовище
У Василисы Зябликовой длинный унылый нос, маленькие, слегка скошенные глазки, кривые ножки. Небеса посмеялись над ней. И, главное, возраст! Омерзительные 30 лет. Для женщины – гроб!
По ночам Василиса кусала подушку. Ну, почему одним всё, ей же ошметки? И секс у неё был лишь раз за всю жизнь. В 17 лет позарился на неё какой-то сорокалетний дядя. На юге это было. Под Туапсе. Затащил в кусты шиповника. Противно и больно…
Почему же красотки и это добро получают по полной мере? Визжат от оргазма. Она тоже хочет визжать. Хоть изредка. Хотя бы с десяток раз.
Василиса любовно листала глянцевые журналы.
Вот они, обалденные блондинки с длинными от ушей ногами. С тугой, чуть откляченной попой. С зазывно торчащими грудями. С приоткрытыми в похотливой улыбке губами.
Взглянем-ка в зеркало на себя?
Обвисшие блинами груди. Раздутый, словно от недоброй пищи, живот. Тощая задница в сочетании с покоцанными целлюлитом бедрами.
Хороша картинка!
А что её окружает? Каков антураж? Порыжевшие от ветхости обои. Поносного цвета диван с продавленным ложем. Засранные мухами цацки люстры. На кухне же пораженный глистами кот дрыхнет у полудохлого кактуса.
А эти фифы? С обложки?
Всегда в царственных позах в каких-то замках и умопомрачительных виллах. Светские балы на лощеном паркете. Огромная, красного дерева, яхта, как бриллиант, переливается огнями.
А их кавалеры?
Высокие, статные, загорелые… С белозубой улыбкой
Василисушка выла от горькой тоски.
Один раз, глянув в зеркало, поцарапала себе обкусанными коготками лицо.
Чудовище!
И зачем она только появилась?!
Как-то, под Пасху, отправилась в церковь. Долго стояла на коленях перед мрачно закопченными иконами.
Слёзы струились ручьем.
Он подошел к ней сам. Маленький кривобокий старичок. С огромным крестом на груди.
– Что, милая?
– Нет счастья мне, батюшка! Посмотри на меня, уродину!
– Есть, лапушка! Иди за мной.
Старичок юркнул в низенькую боковую дверь.
Василиса, утирая слёзы, за ним.
А в темной, душной комнатке священник протянул ей что-то, завернутое в носовой платок.
– Что это?
– Мощи твоей покровительницы. Святой Василисы. Положи их себе под подушку.
– Зачем?
Старичок нахмурился:
– Увидишь, касатуша!
Выполнила, как велено.
А ночью, сама не поняла, спала – не спала, услыхала чудный, словно детский голосок:
– Тоскуешь, Василисушка?
Открыла глаза.
Кто-то маленький, розовый, сияющий сидел у неё в ногах.
– Ты кто?
Гость смущенно кашлянул:
– Ангел… Ангел-хранитель.
– Из мощей?
– Сам не знаю… Так что же ты хочешь?
Василиса сразу вспомнила свой длинный унылый нос, целлюлитные бёдра, тощий зад.
– Не хочу быть чудовищем! Хочу красавицей!
– Только-то?
– Разве мало?
– Брюнетка? Блондинка? Шатенка?
– Блондинка! И ноги от ушей!
– Всё?
– И чтобы антураж был другим?
– Каким?
– Сливки общества! Как в гламурных журналах. Бизнесмены, богатые спортсмены, знаменитые актёры… И я – среди них!
Ангел вздохнул.
Василиса же ухнула в глубокий сон.
Проснулась в широкой постели под золотым балдахином.
Качало…
Выглянула за хрустальную дверь.
Ба! Она на яхте под алыми парусами!
Подошла к зеркалу и чуть не села на жопку.
С серебристой поверхности на неё гордо смотрела высокая, обалденно красивая блондинка. Грудь, животик, выражение глаз!
Словно сошла с обложки наимоднейшего журнала.
Не подвел батюшка богомольный!
Ангел не обманул!
В каюту постучали.
– Войдите! – произнесла мелодичным, совершенно не прокуренным – а ведь шмалила с детства, голосом.
В дверь впихнулся низенький, обрюзгший человечек в капитанской форме.
Схватил с трюмо и швырнул Василисе розовые трусики:
– Еще дрыхнешь, сука!
– Что вы себе позволяете? Кто вы такой?
– Не придуривайся! Десять косарей тебе отстегиваю каждый день.