Остановите самолет — я слезу! Зуб мудрости
Шрифт:
Вызвали папу. Я чуть не сдохла со смеху. Мой папа, бывший лектор на антирелигиозные темы, вызван в религиозную школу для того, чтоб он повлиял на меня и помог раввинам привить мне религиозное чувство.
Папа извинялся, ссылался на то, что я еще глупая, у меня — ветер в голове. Слава богу, здесь, в Нью-Йорке не надо было уносить из дому нежелательную литературу, ожидая обыска. И никто не грозил уволить папу с работы. Но меня отчислить из ешивы грозились. Мол, меня сюда взяли бесплатно, из сочувствия к эмигрантам из антисемитской России.
Вот тебе и свободный мир!
Тех же щей да
— Какой еще Шекспир? А-а, этот гой?
Я сказала маме, что моей ноги в ешиве больше не будет.
— А куда же ты пойдешь? В государственной школе — сплошные черные. А на частную школу у нас нет средств.
— Ничего, не пропаду. Здесь свободная страна.
— Что же ты будешь делать?
— Стану библейской Рааф.
— Предашь свой народ? — съязвил умный папа, бывший антирелигиозный лектор, знакомый с героями «Библейских сказаний».
— У нее было ремесло, — ответила я с вызовом. — Она была распутницей.
Моя сексуально озабоченная мама захлебнулась. Папа — гомосексуалист, не зная, как реагировать, сделал круглые кроличьи глаза.
А мне захотелось завыть в голос и затопать ногами.
Есть такие дети, которые все знают. Не только то, что в школе проходят, но и что в газетах пишут, по телевизору показывают, на лекциях объясняют. Они знают всю энциклопедию наизусть.
Разбуди их внезапно ночью, и они без запинки, с пулеметной скоростью выпалят вам, когда была битва при Бородине, имена всех наполеоновских маршалов. Даже знают, какого глаза недоставало одноглазому фельдмаршалу Кутузову, и какой глаз и где потерял Моше Даян.
Ходячие энциклопедии. На все имеют точный ответ. Такие мальчики (девочек таких я не встречала) особенно часто попадаются среди еврейских детей. В школе их терпеть не могут ученики и при малейшей возможности делают им всякие пакости. Учителя их тоже еле терпят. Потому что эти компьютеры с большими ушами, вислыми, сливой носами и печальными еврейскими глазами знают то, о чем учителя даже не догадываются, и так как особой скромностью не отличаются, то ставят учителей в тупик. Своими каверзными вопросами. И своими же ответами.
Мне повезло. В нашем классе, к счастью, такого не было. Иначе нашей учительнице Марии Филипповне пришлось бы переквалифицироваться в уборщицы. Он бы ее, дуреху, со свету сжил. Да и у нас, оболтусов, вызвал бы острое чувство неполноценности. А среди равных тебе по незнанию кретинов ты — венец творения, царь природы.
Но все же судьба меня не уберегла. В самый последний день пребывания на моей родине, даже в самые последние часы в международном аэропорту Шереметьево перед посадкой в самолет «Аэрофлота», следующий по излюбленному евреями маршруту Москва — Вена, я все же наскочила на такой компьютер моих лет. С еврейским носом, ушами, как лопухи, и с непросыхающей верхней губой. Был он острижен наголо. Что довольно редко встречается в наше время. Тем более, в таком культурном центре, как Москва.
Его мама, пухленькая маленькая еврейка с вытянутыми в трубочку, как куриная гузка, губами, объяснила нам такую сверхмодную стрижку сына тем, что он не давался мыть голову
Они тоже летели в Вену. А оттуда, как и мы, в Рим и Нью-Йорк. Они — это мальчик Фима. Так звали эту ходячую энциклопедию. И его мама с папой. Про папу речь потом. Этот человек вошел в историю.
Нос у мальчика Фимы не только напоминал сливу, но еще был до отказа набит аденоидами. Поэтому он гнусавил, и каждый раз, когда заговаривал, у меня сжималось сердце от страха, что сейчас у него в носу булькнет, из ноздри выдуется сопля в форме мыльного пузыря.
Говорил он без умолку. Невыразительно. Безо всякой интонации. Как автомат. Но сведениями засыпал меня с головой. Так, что я еле могла дух перевести.
Он жонглировал английскими названиями, как гид по Нью-Йорку. Словно он родился там и прожил сто лет. Эмпайр стейт билдинг, Пятая авеню, Таймс сквер, Гринич виллидж, Сентрал-Парк…
Я еле успевала поворачиваться под этим градом.
Фима перечислил мне столицы всех европейских государств. Даже таких крошечных, как Лихтенштейн и Сан-Марино. Он знал точные цифры населения Нью-Йорка и Москвы. Знал имя самой младшей дочери американского президента Картера — Эми, и его жены — Розалин. Раскрыл мне секрет родословной вождя советской революции Ленина. Что он на одну четверть еврей. Дедушка Ленина по материнской линии был нижегородским купцом Израилем Бланком и был вынужден креститься, принять православие и сменить свое имя на Александр. В честь его брат Ленина был назван Александром. Потом этот брат был повешен после неудачного покушения на царя. И дальше, без остановки, сразил меня пикантной новостью. Жена нынешнего советского вождя Брежнева — еврейка.
Я чуть не задохнулась. Меня спасло то, что я вспомнила, как дедушка Лева объяснял антисемитизм другого моего дедушки Степана.
— Теперь я знаю, почему Брежнев такой антисемит, — перебила я Фиму.
— Почему? — умолк на мгновение Фима.
— Прожив столько лет с еврейской женой, невольно станешь антисемитом.
— Интересная гипотеза, — протянул через аденоиды Фима. — Достойна внимания.
В самолете Фимина семья сидела впереди нас. Нас кормили красной икрой, которой нет в московских магазинах. Самолет был советский. Стюардессы говорили по-русски. И я со щемящим сердцем подумала, что слышу русскую речь в последний раз.
По радио объявили, что самолет пересек государственную границу СССР. И тогда со своего сиденья вскочил мальчик Фима с наголо остриженной головой и, булькая соплями, закричал на весь самолет:
— Ура! Мы — на свободе!
За что тут же схлопотал по черепу от своей мамаши. Я услышала, как она испуганно шипела:
— Дурак безмозглый! Мы же в советском самолете! Он еще может повернуть назад! Тогда твоему папе век свободы не видать!
Но все обошлось. Советские стюардессы, которые, конечно, агенты КГБ, сделали вид, что не заметили ничего. Возможно, из-за Фиминых аденоидов они не разобрали слов. Самолет продолжал лететь на Запад.