Остановка по требованию. Пассажиры с детьми
Шрифт:
— А дети с мужем сейчас?
Наташа укоризненно посмотрела на него.
— Извините, — смутился Кленин.
— Не извиню. — Наташа нахмурилась. — Вы же точно знаете, что мужа у меня нет. В отсутствии.
Оба замолчали. Кленин ругал себя за оплошность. Но ему так хотелось узнать, что творится у нее дома! С Ириной он не виделся несколько дней и выяснить, как у нее обстоят дела с вахлаком, он не мог.
— Дети с соседкой, — наконец неохотно сказала Наташа. — У нее все равно бессонница, она смотрит телевизор, пьет чай, может так
Кленин кинул на нее быстрый взгляд. Наташа смутилась, поняв, как двусмысленно прозвучала последняя фраза. Покраснела и посмотрела на часы.
— Но все равно, мне скоро уже… Не люблю надолго их оставлять…
— Но мы же только начали говорить, — запротестовал Сергей. — И вы не попробовали маринованную утку и пасту. Это действительно вкусно, поверьте!
— Да нет, я, конечно, не убегу прямо сейчас… Какие-то мы грустные с вами.
— Это вы грустная. И очень красивая…
Наташа усмехнулась:
— Это у меня такое свойство организма. Когда мне плохо, я вообще хорошею. А когда все хорошо, я становлюсь толстой и довольной.
— Ну тогда вам сейчас очень плохо!
— Да нет, все в порядке. — Наташа улыбнулась. — Вы знаете, и история эта разрешилась нормально. Помните, я вам рассказывала о драке?
— Помню, — Сергей как-то странно мотнул головой.
— Все как-то замялось, даже странно. Вы ничего об этом не знаете?
— Откуда?
— А я уже собиралась увольняться… Теперь не придется. У меня скоро отпуск. Машу с Люсей к бабушке отвезу. Они каждое лето там.
— Поедете поездом?
— Сначала поездом, потом автобусом.
— Хлопотно! Да еще наверняка детские вещи. Давайте, я вас отвезу?
Наташа ничего не ответила. Она отвернулась и смотрела в зал. Тихо играла музыка, две пары двигались в полутьме под какую-то сентиментальную мелодию.
— Потанцуем? Я сто лет не танцевала. — Ей действительно хотелось вспомнить, как это бывает, когда мужская рука ложится тебе на талию и ты двигаешься, будто покачиваясь в волнах.
Они встали и прошли на площадку. Сергей нерешительно обнял Наташу, но она сама приблизилась к нему и оперлась подбородком о его плечо.
Говорить им не хотелось. Кленин чувствовал себя так, будто он несет хрустальный сосуд, полный драгоценного жизненного эликсира, и теперь ему надо донести его, не расплескать и не пролить ни капли. Лицо Наташи, бывшее сейчас в такой близости от него, было прелестно. Он был ценителем красоты, почти коллекционером, и знал, что ни разу за всю свою жизнь не встречал такой женщины. Она не была красива той самоуверенной, немного хищной красотой, какой обладала Ирина. Это не было лицо обольстительницы, сирены, которой, несомненно, являлась Соня. Наташа не напоминала и растиражированный в последние годы тип ухоженной красотки-куколки, упакованной и накрашенной во все самое модное. Нет, лицо Наташи было мягким, как у ребенка, и в то же время женственным. Оно вызывало в нем желание защищать ее, заботиться, стать ее
— Вы действительно самая красивая женщина из всех, каких я когда-либо встречал… — шепнул он ей на ухо и по ответной улыбке понял, что ей совсем небезразлично, когда ею любуются.
Они продолжали танцевать, и для него перестал существовать ресторан, люди, посторонний шум. Он чувствовал запах ее волос, кожи, ее рука лежала на его руке, и это заставляло его сердце биться сильнее.
— Сегодня я была у твоих, — сказала за ужином Нина Павловна.
Андрей поднял голову от тарелки супа:
— И как они? Как девочки?
— Прекрасно. Очень мне обрадовались. Правда, никогда не знаешь, чему больше радуется ребенок: шоколадке, которую ты принесла, или тебе самой.
Андрей отложил ложку:
— Мама…
— Подожди, не перебивай. Мне кажется, что вам пора выяснить отношения.
— Ты же сама мне советовала набить себе цену, не появляться первым.
— Советовала. Но мне тяжело видеть, как ты мучаешься. Не поехал в Тольятти, остался здесь, стал работать на рынке! Ты — и на рынке! Это с твоей-то головой! Ты же у меня гений…
— Так все матери считают…
— Но я не считаю, я просто это знаю. Скажи, ты не уехал из-за Наташи, или это связано с той, другой?
— Не знаю, — мрачно сказал Смирнов. — Если честно, не могу сказать.
— Андрюша, сынок. — Мать подошла, села рядом и обняла за шею. — Если ты не уверен в своих чувствах, подожди. Я не говорю, что ты должен помириться с женой или, наоборот, договориться о разводе. Но у тебя есть дочери. И они по тебе скучают. Тем более они скоро едут в деревню и все лето проведут там. Я бы на твоем месте повидалась с ними перед отъездом.
— Ты так говоришь, будто я непутевый отец, с которого нужно требовать алименты через суд, — защищался Андрей. — Я вообще хочу обратно домой. Но Наташа…
— Что Наташа?
— Не знаю. Не уверен, что она меня там ждет. — Андрей думал о том, что его жена, возможно, встречается с другим мужчиной. — Это все было бы смешно, если б не было так грустно. Ты не знаешь, когда они едут?
— Точно не знаю. Завтра или послезавтра.
Андрей замолчал и вернулся к супу. Больше во время ужина они к этой теме не возвращались.
Поев, он переоделся и зашел к матери, которая смотрела программу «Времена».
— Мам, я пойду погуляю.
— Если вдруг не вернешься ночевать, позвони. — Нина Павловна еле заметно улыбнулась.
…У подъезда Наташа остановилась.
— Спасибо. Ваша маринованная утка — действительно шедевр.
— Может, как-нибудь повторим?
— Может, — задумчиво согласилась Наташа.
— А в деревню съездим? Мне действительно нетрудно вас отвезти… Совмещу приятное с полезным. Я сто лет в деревне не был, очень хочется.