Остановка в Венеции

Уокер Кэтрин

Сняв куртку, я поставила сумку на кровать и открыла застежку. Там, среди жуткого беспорядка, восседал мой собственный уличный мальчишка. Огромные, слегка навыкате, чуткие глаза смотрели на меня так обалдело, что я немедленно подхватила его на руки и чмокнула в коричневый лоб.

— Вы, молодой человек, отличный конспиратор. Справились на «отлично».

Я поцеловала его еще раз и еще, а потом отпустила на пол. Впервые после той переделки он оказался на твердой земле. Песик замер, оглядываясь и принюхиваясь. Я принесла еще стакан воды, и он охотно его вылакал. Понимая, что через какое-то время вся эта вода попросится наружу, я расстелила в углу утреннюю газету — будем надеяться, он поймет,

к чему это. Песик осторожно прошелся по комнате. Оглянулся на меня.

— Уверяю вас, синьор, здесь вам ничего не грозит. Перекусим?

Потом, когда прибыл и удалился официант, доставивший ужин (пока он сервировал столик, мой молодой человек скрывался в ванной), мы по-братски разделили стейк. Стейк я ем не часто. Столик я выкатила в коридор, заперла дверь и подняла малыша на кровать.

— Ну, рассказывай, как ты попал в эту передрягу.

Взбодрившись и освоившись после ужина, мальчик заскакал вдоль кромки кровати, косясь на зияющую пропасть в три фута, потом вернулся и плюхнулся рядом со мной, впервые изобразив какую-то почти человеческую эмоцию. Я бы назвала это улыбкой.

— Ага, понятно, не скажешь, значит? Имя тоже называть не хотим, да?

Уши торчком, весь внимание.

— Нет, так не пойдет. Как насчет Джакомо? Он был мастером побега. Ты ведь тоже?

Голову склонил набок, уши торчком.

— Может, ты не понимаешь по-английски? В общем, я думаю, что ты ангел, посланный небом мне в спутники. Я думаю, ты станешь мне новым лучшим другом.

Лучшим другом. Мама родная, я ведь даже не взглянула на факс, который мог быть только от Энтони. Вскочив, я кинулась искать конверт. Под взглядом Джакомо вытащила послание из единственной строки: «Надеюсь, ты там не скучаешь».

Нет, не скучаю. Надо же.

Утром после сладких снов в обществе Джакомо, примостившегося у меня под боком — какая еще гигиена? — я улеглась в просторную ванну с горячей водой, благоухающей ароматическими маслами, которые безвозмездно предоставлялись в распоряжение счастливчиков постояльцев «Дворца Гритти». Каждая мелочь в этой ванной была произведением искусства, ублажающим то или иное из человеческих чувств. Сама ванная по размеру не уступала основной комнате. Плотно запертое окно покрывалось душистым паром. Я блаженно вздохнула. Джакомо дремал, растянувшись на густом коврике. Даже не подозревая, что он следующий в очереди на купание.

— За красивую жизнь надо платить, — объяснила я ему.

Услышав мой голос, он, не открывая глаз, стукнул хвостом по коврику. Я чувствовала, что оживаю рядом с ним.

«Надеюсь, ты там не скучаешь».

Я попыталась представить, что было бы, если бы это пожелание было искренним: «Надеюсь, ты там не скучаешь? Наслаждайся поездкой, любимая, жаль, что я не могу быть рядом. „Гритти“, наверное, просто сказка? Пусть она длится, сколько захочешь, не торопись. Встретимся в Риме. Я выкрою в конце тура несколько дней, чтобы мы с тобой побыли вдвоем и полюбовались городом в такую замечательную погоду. Где бы ты хотела остановиться? Хотя нет, не говори, я лучше устрою сюрприз. Жду с нетерпением. Скучаю. Люблю. Если подберешь на улице какую-нибудь собачку, привози обязательно!»

Интересно, такое вообще бывает у кого-нибудь? Как-то, когда у нас еще все только начиналось и Энтони ко мне прислушивался, я купила ему «Войну и мир», которые он самоотверженно начал читать. И проникся, ему понравилось. Я подумала, что сейчас завалю его сокровищами, книгами, которые меня в свое время впечатлили и которые он со своим обрывочным образованием упустил. Будем делиться друг с другом. Зачитывать друг другу вслух. У нас будет своя жизнь. Но этот этап продлился недолго.

Из «Войны и мира» он взял на вооружение одну цитату: «Женитьба — это кот

в мешке». Она приводила Энтони в восторг. Он трактовал ее по собственному опыту, именно таким его брак представлялся публике и именно таким он был на самом деле. В то время ему казалось, что нашим отношениям это не грозит. А еще у него появилась привычка, тоже взятая у Толстого, крестить мне лоб перед сном, как было принято у русских в девятнадцатом веке. «Нам так повезло, Нел, — сказал он однажды. — Ты береги себя, чтобы дожить до глубокой старости». Он хотел заставить меня бросить курить, потому что курение его раздражало, но при этом он меня любил. Вроде бы. Не могу побиться об заклад. Я его обожала.

Один мой знакомый считает, что жизнь — просто смена состояний, этапов, мы никогда ничего не достигаем. Теория эта мне была знакома и без него, но мне нравилось, как он ее излагает. Я помню, как меня уязвило и потрясло, когда Энтони впервые процитировал про «кота в мешке» при собравшихся — с малоприятным для нас двоих подтекстом. Еще один этап. К сожалению, с каждым последующим мы только сильнее разобщались, и как-то так выходило, что именно Энтони отгораживался, отдалялся, а я не понимала, в чем дело. Как будто следовал какому-то тайному графику или выделял на каждый этап некий ресурс энергии, а когда ресурс себя исчерпывал, мы расходились еще на шаг дальше. Еще одна завеса прохладцы, разделяющая нас, еще один повод для постоянного напряжения. Я пыталась понять, может, и я причастна к тому, что происходит, но вспоминалась только паника. Я начинала осознавать, как плохо его знаю. Я отчаянно хотела, чтобы вернулся прежний Энтони.

Я непрестанно, одержимо разбирала и анализировала его внутреннее «я» в надежде до него достучаться. Я потеряла на этом уйму времени. Выстраивала теории, одна другой заковыристее, и все мимо. В смысле, они не помогали. Я хорошо его знала, я могла без труда предсказать, как он поступит в той или иной ситуации, и практически не ошибалась — и при этом я не знала его совсем. Он унес с собой свою душу, а меня оставил теряться в поступках. Он гасил светильники по одному. Иногда мне казалось, что однажды он переступит через мое бездыханное тело, не заметив и не почувствовав укора совести. Пойдет себе, насвистывая. Для остальных он по-прежнему оставался душкой, а передо мной створки захлопнулись. Почему? Он превращал меня в ту, кем я не была, — для какой надобности? Что за тайный план, о котором я не знаю?

Зазвонил телефон. Джакомо вскочил, навострил уши, посмотрел на аппарат, на меня. Расплескивая воду, я выбралась из ванны и, завернувшись в роскошный халат, услужливо приготовленный «Гритти», кинулась в комнату. Сколько гостиниц пришлось обзванивать?

— Алло?

— Buon giorno [8] , синьорина! Это Карло, портье.

— Да? Доброе утро, Карло.

— Если вы у нас остаетесь, синьорина, я могу предложить совершенно чудесный номер. Несколько окон. Вид на canale. Небольшой canale. Si?

8

Добрый день (ит.).

— Да, si.

В мои сегодняшние планы входило искупать Джакомо, контрабандой вынести его из отеля, отыскать зоомагазин и прикупить какой-нибудь щегольский ошейник вроде тех, что я видела на других венецианских собаках, и поводок, а потом привести облагороженного пса в отель и сделать вид, что я обрела его в здешнем зоомагазине. Приехала в Венецию, чтобы завести собаку. Я специально посмотрела в буклете отеля, который нашла в ящике стола: мелкие животные постояльцам разрешаются. О переезде в другой номер я и думать забыла.