Останься живым
Шрифт:
Аппель наугад наносил бешеные удары ножом, но Седой не ослабил хватки, и вскоре фашист затих.
Седой с трудом поднялся, держась за живот, пошатнулся и застонал. Из-под руки, которой он зажимал рану, сочилась кровь.
– Нельзя мне умереть... Слышишь! – яростно зашептал разведчик. И сделал первый неуверенный шаг.
На
"Такой удар... Капитан Аппель знает, где расположено сердце", – криво усмехнулся разведчик.
Вдруг что-то насторожило его. Какой-то гул. Сквозь редеющий туман ничего не было видно. Гул доносился снизу, со стороны города.
"Артиллерия, – догадался Седой, – наша артиллерия обрабатывает передний край гитлеровцев. Через полчаса – штурм... Нужно уходить, пока туман... пока туман".
Он достал из кармана куртки взрыватель, вставил его в последнюю мину, прижал к груди и медленно двинулся через поле, угадывая свой ночной след по примятой стерне. Достиг середины поля, когда туман рассеялся и стали видны и семь сосен, и домик Гросса, и бетонное тело плотины с прорезями водосбросов, и дальняя кирха, испещренная следами осколочных попаданий.
Увидел разведчик и немцев, бегущих по краю уреза воды к бункеру. Он оглянулся вокруг, словно прощаясь.
Солнце вставало, и все, что видел глаз, подернулось золотым отблеском. И Седому показалось, что он бредет пыльной деревенской тропкой прямо в поля, заполненные осветленной колосящейся рожью.
И еще почудилось, что идет ему навстречу межой Букреев, без полковничьей формы, в простом гражданском пиджаке. Идет и как-то странно взмахивает руками, словно собирается взлететь.
– Я живой, Иван... живой... – шептал Седой, нагибаясь от боли все ниже и ниже, но не опуская головы, чтобы видеть и поля, и рыжий
Фридрих, бегущий к Седому через разминированную часть поля, подхватил его, не давая упасть, в тот самый момент, когда разведчик потерял сознание.
– Мой бог, они убили его, – пробормотал немец, увидев кровь на брюках и рубашке Седого.
Со стороны бункера донеслись глухие взрывы. Дрогнула земля.
Седой открыл глаза и узнал Гросса.
– Перевяжи... живот... Бинт в кармане...
Старик осторожно поднял на Седом рубашку, отшатнулся.
– О-о! – вырвалось у него.
– Это не смертельно... Нож не задел диафрагму... Меня спасла мина.
Он не отрывал взгляда от неба, где солнце уже пробило бреши в пелене облаков. Его свет был неостановим, как сама жизнь.
Старый Гросс кивал головой грустно и восторженно, как будто его голос не мог выразить радости. Наконец он сказал:
– Вот автомат и три диска... Я снял наблюдателя.
– Как ты... нашел... в тумане?
– Я просто знал, где он всегда сидит... Мы должны продержаться.
– Ты молодец, старик... Рыцарь...
Легкая улыбка тронула землисто-серое лицо Седого. Близость новой схватки вернула ему иронию.
Легкий ветерок принес со стороны плотины резкие крики команд и лай собак.
– Ты умеешь стрелять? – Седой в упор, не мигая, посмотрел на старика.
– Из этой штуки... попробую, – неуверенно ответил Гросс.
– Поверни меня на живот... И дай автомат...
Он знал, сколько нужно сил, чтобы сделать что-нибудь стоящее на этой войне. Он знал, что только победа может оправдать все страдания: и его, и еще миллионов других солдат.
Он принимал этот бой смело и хладнокровно, как тот первый свой бой на границе в такой же рассветный час.