Останься
Шрифт:
Дорф пришёл себя вечером, когда солнце уже утратило силу и клонилось к закату. Было холодно ни то от резко упавшей температуры воздуха, ни то от развившейся на фоне случившегося солнечного удара лихорадки.
Он поднялся из ямы, чувствуя себя мертвецом. Всё тело ломила боль, и определить её причину оказалось невозможно – то ли это от длительных физических нагрузок, то ли от пережитого теплового удара, то ли от долгого лежания в песке, а может, от всего сразу. Ему было не важно. Он поспешил надеть одежду, зашнуровать ботинки, собрать разбросанные вокруг пожитки обратно в сумку. Что делать дальше? Он не знал. В раздумье он прикончил безвкусные крекеры, запил их остатками газированной воды, выдавил в
Всё, что было, ему померещилось. Всё было в его голове, как и сказала Дженни. Ещё она сказала, что он ищет не там. Что это значит? Саймон пошарил руками вокруг себя, упёрся в автомобильные следы и заметил, как они поворачивают. Проследив за ними, он увидел, что плавный поворот обрывается резким, и следы уводят практически в то направление, откуда он пришел. А где-то вдали виднеется мельничная башня. По-видимому, во сне он свернул в пустыню, проехал по ней подковой и почти вернулся к трассе. Нужно было идти в ту сторону, куда машина стояла мордой, а он туда не взглянул изначально, хотя сразу бы заметил «Эмерсайз». Почему он не увидел мельницу, когда обернулся на вершине подъёма?
– Потому что кретин, – выдавил из себя Саймон.
Дорф повалился на спину и начал безудержно хохотать, ворочаясь в приступе истерики и поднимая в воздух тучи песчаной пыли. Смеялся долго, пока оседающий песок не облепил его окровавленное лицо и не начал оседать в лёгких. На смену хохоту пришёл кашель. Отплеваться не получалось – во рту попросту не было слюны. Он перевернулся на четвереньки и ущипнул себя за запястье, наблюдая, как смятая кожа разглаживается. Не слишком быстро, но серьёзного обезвоживания у него нет. Пока нет. Он с шумом выдохнул, поднялся и, пошатываясь, побрёл обратно по своим следам.
В прохладе идти было намного проще, даже боль значительно утихла. Казалось, он мог бы даже бежать, но не стал этого делать. Не следовало перегружать и без того ослабленный организм. Первоначальная лёгкость может оказаться обманчивой, а терять время на отдых не следовало, ведь ему предстояло до утра выбраться из этой грёбаной пустыни. Ещё одного дня в пекле он не вынесет и вряд ли сумеет себя спасти, ведь в аптечке уже почти ничего полезного не осталось.
Дорф всё шёл и шёл, не сразу заметив, как поднялся ветер. Поначалу слабый, он постепенно усилился настолько, что валил с ног. Пустыня вокруг начала вздыматься к небесам. Песок метался кругом, жаля и царапая его, но пока буря была несильной, и Саймон видел впереди свой «Додж». Ему нужно было подобраться к машине до того, как в воздух поднимется столько песка, что за ним ничего не будет видно. А рано или поздно это произойдёт. Саймон остановился и открыл сумку для инструментов. Пустая бутылка от рома – до свидания. Он отбросил её в сторону, подумав, что через сотни лет она может стать интересной находкой для археологов будущего. Дорф забрал из аптечки антисептик, жаропонижающее, пачку «Стионса», антиаллергены, жгут и бинты. Рассовав всё это по карманам, он выбросил аптечку, взял расширительный бочок, оставил пустую сумку стоять на песке и припустил со всех ног. Теперь уже было не важно, чем ему обернутся такие нагрузки, ведь пережить бурю на открытом пространстве он точно не сможет.
Через десять минут Дорф выбился из сил и был вынужден снова перейти на шаг. Песчинки хлестали его по лицу, ледяной воздух пробирал до костей. Смотреть сквозь бурю было всё труднее.
Саймон остановился, вглядываясь в чёрное беззвёздное небо. Выглядело оно так, будто с него сыпался не песок, а снег. Эта ассоциация вызвала у Дорфа отчётливое воспоминание и буквально перенесла его в прошлое.
Сверху, точно тысячи проносящихся мимо галактик, стремительно падали огромные хлопья снега. Это был первый настоящий снег в этом году, хотя в воздухе ещё пахло осенью. Поддавшись какому-то детскому восторгу, Саймон поглядел по сторонам, и, удостоверившись,
– Чего встал?! – прозвучало вслед за ним.
Дорф, которого этот неожиданный толчок вернул в реальность, некоторое время просто смотрел в спину удаляющегося незнакомца, удивляясь тому, что всякий раз, когда внезапно приходит зима, на улице появляются вот такие люди в тёплой одежде, как будто они целую неделю поджидают снегопада за приоткрытой дверью в полной зимней экипировке. Сам он никогда не был готов к похолоданиям, вот и сейчас приход зимы застал его врасплох.
Прижимая руки к груди, Саймон побежал к переходу, теперь не обращая никакого внимания на снег под ногами. Пропуская пронзительно сигналящий автомобиль с бешено работающими дворниками, он пересёк дорогу и направился к кафе, где они договорились встретиться с Дженни.
Хлоп, – что-то толкнуло его в спину и, засыпавшись за воротник пиджака, принялось дико жечь кожу. Снежок. Сзади раздался знакомый смех. Нервно шаря рукой за шиворотом, Дорф обернулся.
– А вот это было подло, – рассмеялся он, подхватывая бегущую к нему Дженни. – Моя месть будет холодной.
– Ну прости, малыш, я не удержалась, – она поцеловала его, отстранилась, и закусила губу.
– Так, мне не нравится этот взгля… – не успел он договорить, как Дженни сунула свои порозовевшие от холода ладошки ему под рубашку.
Саймон вскрикнул и отбежал, переводя дыхание. Дженни осталась под фонарным столбом и хохотала. Вокруг неё, в ровном круглом пятне жёлтого света, кружились снежинки, опускаясь на землю и поднимаясь снова вслед за порывами набирающего силу ветра. Детская радость первому снегу вновь вернулась к Дорфу. Дженни поманила его к себе пальчиком.
– Иди-ка сюда, мой полярный медвежонок.
– Медвежонку надоело мёрзнуть, – Саймон обнял Дженни и схватил за ледяную руку. – Так, снежная королева, решила без пальцев остаться? Быстро на «Чёрное море».
Он сунул её руку вместе со своей в карман пиджака и потащил к кафе. Недалеко от входа сидел Байда-Дэйв, одетый не слишком легко, но всё же достаточно слабо для такой погоды. В своих мозолистых ладонях, обтянутых нежно-розовыми перчатками-варежками без пальцев, он сжимал светлый картонный стаканчик кофе, сбоку которого чернели нарисованная керамическая чашка и несущийся по поверхности находящегося в ней напитка парусник. Рисунок кругом сжимала надпись: «One cup of Black Sea 16 » – так называлось кафе. Перчатки были явно малы бездомному, и Саймон, естественно, знал почему – это были перчатки Дженни, они вместе покупали их неделю назад, но он не подал виду, что узнал их.
16
(англ.) Одна чашечка Чёрного моря.
Дэйва вся округа знала давно. Этот бездомный обитал неподалёку и часто захаживал в клинику, клянчил какие-нибудь лекарства от простуды или просто грелся на кресле у входа, пока его не прогоняли охранники. Он был частым гостем и в этом кафе, и в книжном магазине напротив – в общем, заходил всюду, куда мог пробраться, и везде после него оставалось одно слово – «Байда». Оно заменяло ему в разговоре достаточно обширный круг понятий и явлений, и после минутного общения с Дэйвом человек невольно сам начинал говорить «Байда» не к месту. Именно по этой причине за бездомным и закрепилось прозвище «Байда-Дэйв», а иной раз и просто – «Байда».