Остап Бендер и Воронцовский дворец
Шрифт:
Ничего особенного поднадзорный компаньонов не делал. Прошел на набережную, постоял над городским пляжем, прошел дальше медленной гуляющей походкой. У ларька остановился и выпил кружку пива, поглядывая на часы.
Всё это два «агента» видели и, идя за ним, проводили его глазами до ворот порта. Когда подошли, то увидели, у причала «Тринакрию», по трапу которой и поднялся старпом на её борт.
— Вот и всё, Шура, — отметил Бендер. — Увидели, проводили и ничего, — вздохнул старший искатель.
— Смотрите, гроб везут… — указал Балаганов Остапу.
К воротам
За ней в скорбном молчании шел ссутулившийся чернобородый мужчина и монахиня. Ворота въезда открылись и траурная телега с провожатыми проехала к пристани.
— Увозят покойника… — промолвил Балаганов.
— Или покойницу, идемте в диспетчерскую, узнаем когда «Тринакрия» уходит, — пошел к зданию морвокзала Остап.
И не знали два единомышленника, и не могли, конечно, знать, что произошло несколько позже на «Гализоне», о чем читатель узнает в конце романа.
В диспетчерской порта когда Остап спросил:
— Когда отплывает «Тринакрия»?
Ему диспетчер ответил:
— О какой «Тринакрии» вы спрашиваете? В нашем порту такой нет.
— Как нет, а эта шхуна? — указал он в окно, выходящее к пристани.
— Эта? — усмехнулся диспетчер в вылиневшей морской форме торгового флота. — Это «Гализона».
Балаганов и Бендер воскликнули одновременно:
— «Гализона»?!
— «Гализона», товарищи, — поднял удивленно брови служитель порта. — Утром к нам пришла…
— Откуда пришла, уважаемый? — удивился Бендер.
— Как и ваша «Тринакрия», которая к нам приходила, из Турции, из Стамбула.
Остап с усмешкой посмотрел на своего «брата» Васю, затем сказал:
— А мы думали «Тринакрия», товарищ. Ждем одного коммерсанта… Благодарим, товарищ, — кивнул он выходя.
— Вот это да, Шура, — сказал он когда вышли. — С этим старпомом не соскучишься.
— Что это всё может значит, командор? — заглядывал в лицо Остапа рыжеволосый помощник.
— Старпом не иначе, как на две шхуны старпом, — задумался Бендер, идя к Козлевичу, которого он увидел стоящего возле «майбаха» у вокзала.
— Ну что, Остап Ибрагимович, — спросил автомеханик.
— А что, Адам, вас сейчас удивит наше сообщение. Это не «Тринакрия», а «Гализона», наш поднадзорный и поднялся на её борт.
— Здорово, выходит он служит на двух кораблях? — усмехнулся Козлевич.
— Выходит, детушки, выходит, — продолжал размышлять Остап великий предприниматель-искатель.
— Командор, может, пройдем на причал и понаблюдаем? — снова заглянул в лицо своего предводителя Балаганов.
— Да, понаблюдаем. Только не на причале. Чтобы пройти туда, надо будет объясняться, с пограничниками, а с борта судна нас тоже увидят. Предлагаю, как вы часто говорите, господин стивидор, что уже пора и пообедать. Идем, камрады, в тот верхний вокзальный ресторан и устроимся так, чтобы нам была видна эта самая «Гализона» со своим старпомом — другом Мишеля Канцельсона со шхуны «Тринакрия». А машину, Адам, подгоните к проходной порта, дайте пару рублей охраннику, чтобы он понаблюдал за ней, и порядок.
— Это дельное указание, Остап Ибрагимович.
В
Балаганов попытался что-то сказать, но Остап его приструнил:
— Давайтё помолчим, Шура, и поразмышляем над тем, что узнали, а также и о встрече с Екатериной и её «Вадымом». Уж не встречался ли этот русско-турецкий старпом-двухшхунник с ними?
— Я думаю… — начал сочно чавкать кусочком мяса Балаганов.
— Что же вы думаете, Шура? — взглянул на него Бендер.
— Постойте, — неожиданно произнес Козлевич и хотел встать, затем придвинул стул к окну и молча указал на «Гализону». Все последовали его примеру и увидели.
По трапу со шхуны в сопровождении конвоя спускалась процессия, к подъехавшему «воронку». Впереди этой необычной группы шел дюжий молодец с наганом в руке и в черной кожаной куртке-униформе чекиста, за ним шествовали со связанными руками за спиной ссутулившийся мужчина, который сопровождал гроб, монахиня с откинутым капюшоном черного пыльника, за ней и другая в таком же одеянии.
— Барсуков!.. — мстительно проговорил Балаганов. — И Любка, как-я понимаю…
— А та возрастная, не иначе, мадам Баранова, нам неизвестная, но можно предположить, — промолвил Бендер.
— И еще… Смотрите, смотрите, братцы! — воскликнул Козлевич.
— Замыкающим процессию шел никто иной, как старпом с «Тринакрии» и «Гализоны». За ними шли еще двое в формах НКВД с оружием в руках. И за всеми ними шел знакомый компаньонам по Севастополю Донцов. Немного позже по трапу спустились и девушки, в пограничная форме.
— Вот это да! Вот это да!.. — не мог успокоиться Остап.
— Может быть, еще вам что подать? — обратилась к ним официантка.
— Нет-нет, уважаемая, — отмахнулся от неё Козлевич.
Группа арестованных в сопровождении энкавэдистов-гэпеушников и пограничников разместилась в машине, а Донцов сел с водителем в кабину и «воронок» поехал к выезду из порта.
А у трапа «Гализоны» остался пограничник с винтовкой. Он закурил и начал медленно прохаживаться вдоль шхуны.
— Ну что, детушки-братцы? Как я понимаю мы проводили в последний путь наших опасных обидчиков и не менее назойливого и тоже опытного, выходит, конкурента. Поэтому случаю нам можно и выпить, — поднял стопку Остап.
Когда выпили, закусили, продолжили обед, Бендер сказал:
— Если этот старпом побывал в Алупке, во дворце, то правильно вы заметили, Шура, что он, возможно, встречался с Екатериной и «Вадымом». Но от них, как я понимаю, пользы нам мало. А вот еще вопрос, а не побывал ли он у Петра Николаевича Березовского?
— Это верно… — затряс кудрями рыжий Шура.
— А для выяснения этого, заканчиваем обед и адье этому уютному местечку, которому я заслуженно выношу благодарность, — сказал вслух Бендер, так что эти слова подошедшая официантка услышала. Взглянул на счет и щедро расплатился. Отчего её лицо расплылось в широкой улыбке.