Остаться в живых
Шрифт:
Теперь разберемся с тем, почему абсолютно бессмысленное действие доставляет удовольствие. Если верить ученым, то мотивы любого поведения можно проследить до начальной точки — идеи выживания. Следовательно, в каждом поступке должна быть заложена какая-то стратегическая ценность. Например, мы знаем, почему занятие сексом — это забавно. Потому что без него невозможно продолжение рода. Если бы секс не был настолько детерминирован, то вряд ли кто стал бы «настолько безумен», чтобы заниматься им снова и снова.
Наверное, современные ученые объяснили бы это несколько иначе. Как солдаты у Ремарка, не задумываясь бросавшиеся на землю при свисте снаряда, водители снегоходов действовали на основе вторичной эмоции, сформированной благодаря опыту и синаптической
Довольно часто возникает путаница в значении слов эмоция и чувство. Американский философ Уильям Джеймс, которого называют отцом психологии, был первым человеком, открывшим, что логическая цепочка: «видим медведя — боимся его — убегаем от него» — совершенно ошибочна, а правильная связь — это «видим медведя — убегаем от него — потому и боимся его». Вначале возникает эмоция как реакция организма (оцепенение, побег, сексуальное возбуждение). Потом появляется чувство (страх, гнев, любовь). Страх, возникающий во время землетрясения, приводит к появлению химических реакций, подобных тем, которые происходят во время сексуального возбуждения. Но это два разных переживания, как, собственно, и сами ситуации, их порождающие. Поэтому ощущение, которое мы передаем словами «земля затряслась», может быть наполнено разными смыслами. И именно поэтому занятия, связанные с риском для жизни, оказываются приятными нашему организму. Даже страх мы можем воспринимать как забаву. Человек боится при опасных обстоятельствах — когда ему необходимо спасать себя. Следовательно, чувство страха дает ему более полное ощущение жизни. Легко принимать правильные решения, если кажется, что ситуация не связана с большим риском, — тогда за вас это делает ваше тело.
Однако ничего нет забавного в том, что человек доводит себя до смерти. И в который раз мы задаемся вопросом, почему водители снегоходов пошли на риск, зная об угрозе образования лавины. Мы уже понимаем, как приятно промчаться на полной скорости вверх по склону. Но совсем непонятно, ради чего люди, предупрежденные о смертельной опасности, решаются на такое.
Каждый из нас когда-либо видел, как играют шахматные гроссмейстеры. А теперь представим, что наша жизнь — это и есть игра. У кого-то — на шахматной доске, у кого-то — на шашечной. А у тех, кто занимается экстремальными видами спорта или исследует дикие места, — в природных условиях.
Компьютер играет на основе логики, пробуя комбинации ходов, которые заложили в него программисты. Люди просто не в состоянии этого делать. Но фактически ни компьютеры, ни люди не могут играть в шахматы исключительно на основе логики. В шахматной игре всего несколько простых правил, а возможных ходов — десять в сто двадцатой степени. Это настолько большое число, что его можно считать бесконечным. Джеймс Глейк писал в книге «Хаос» [20] (Chaos), что во всей Вселенной не существует столько элементарных частиц и с момента создания мира, тринадцать миллиардов лет назад, не прошло столько микросекунд. Логика плохо работает в таких нелинейных системах, как жизнь или шахматы.
20
Глейк Дж. Хаос. СПб.: Амфора, 2011.
Постараемся
У водителей снегоходов уже сложилась эмоциональная схема, связанная с заездом на крутой склон. Они не раз так делали, и риск полностью окупался состоянием кайфа. Полностью физиологическое чувство — оно понравилось телу, которое, если можно так сказать, поставило на нем свою «метку»: «Надо бы это попробовать снова». Понятие «помет», которые создает наш мозг, ввел в научный обиход Антонио Дамазио, назвав их соматическими маркерами. Они возникают не случайно — ведь так трудно в нашем огромном, уже порядком потрепанном и совершенно чокнутом мире полагаться исключительно на громоздкую логику и неповоротливый здравый смысл. Жизнь потеряет и вкус, и запах.
А теперь представим, во что превратится наша жизнь, если мы начнем применять только дедуктивный метод, скажем, к процессу питания. Допустим, наш мозг превратился в компьютер и теперь работает лишь на основе логических схем. В предвкушении я уже рисую замечательную картинку. Воскресенье, вторая половина дня; вы сидите дома у компьютера и вдруг начинаете испытывать чувство голода. Сначала вы пытаетесь съесть телефон, но он оказывается таким невкусным. Переходите к карандашам — тоже не очень. Пытаетесь пожевать клавиатуру — какая-то безвкусная. Потом набрасываетесь на все, что рядом: край стола, стул — в итоге вы уже лижете пол… Надеюсь — если останетесь живы, — через неделю вы таким образом доберетесь до кухни и холодильника. Пожевав его ручку, вы откроете, наконец, дверцу и найдете пиццу. Ура!
Нелепо, да? Вы, конечно, возразите: «Не стану я есть телефон! Я знаю, где в моем доме еда». Тем не менее именно таким образом находят еду шимпанзе, у которых удалены части мозга, отвечающие за эмоции. Если здравый смысл и логику оставить без функции «быстрого поиска» эмоций, человек превращается в калеку. Ученые наблюдали этот процесс на пациентах, перенесших мозговую травму. Они могут выполнять логические действия, и у них нормальная память, однако они не в силах, например, назначить встречу — поскольку невозможно принимать решения, основываясь только на логической схеме. Их мозг не создает пометы. У них полностью отсутствует интуиция. В каком-то смысле эти несчастные словно отрезаны от собственного тела. Одно из самых важных открытий современной нейробиологии в том, что тело контролирует мозг, а мозг контролирует тело.
Бóльшую часть решений мы принимаем, не используя логических умозаключений. Леду пишет: «На протяжении эволюции животного мира бессознательная работа мозга… была скорее правилом, чем исключением». Чтобы найти еду, у нас уже есть определенная помета: открыть дверцу холодильника. Нам не надо об этом ни думать, ни даже вспоминать. Еда хранится в холодильнике — и всё. Логика может подключаться на каком-то другом этапе. Например, наши мысли заняты работой, когда мы автоматически заходим на кухню и открываем дверцу холодильника, и только в этот момент, оглядывая полки, мы задумываемся, что выбрать: пиццу или яблоко. Мы находим еду, не прибегая ни к логической схеме, ни к дедуктивному методу, ни к силе своего интеллекта. Голод и собственное тело прокладывают нам путь к холодильнику.
Когда необходимо принять мгновенное решение, человек использует систему эмоциональных помет. Мы находим определенную помету на набор схожих обстоятельств и вспоминаем, как тогда себя ощущали — хорошо или плохо. Дальше внутреннее чувство мгновенно подсказывает, как следует себя вести. Человек не торопится повторять печальный опыт. Если предыдущий опыт был приятным, то он, по выражению Дамасио, становится «маяком побуждения». Например, запах роз переносит меня в Сан-Антонио 1958 года, в сад моей бабушки Розы. Причем мне не обязательно вдыхать запах реальных роз. С тем же эффектом можно подумать об этом запахе или вспомнить его.