Остаться в живых
Шрифт:
— «Ройвалк-1» к взлету готов.
— «Ройвалк-2» к взлету готов.
— Взлет разрешаю. Задайте им там жару!
Два мощных двигателя «топаз» оглушительно взревели.
Наконец он почувствовал мотоцикл. Впереди показалась долина реки Хекс; он вышел из поворота, прибавил газу и ощутил радость от скорости. Впереди показался следующий поворот. Он снизил скорость, выбрал траекторию, повернул руль, наклонился и впервые не ощутил ни дискомфорта, ни страха — только гордость за одержанную маленькую победу, только радость от того, что
Моника Клейнтьес сидела, ссутулившись, в кресле в гостиной в отцовском доме; на щеках блестели дорожки от слез. Напротив на краешке стула сидел Уильямс; и поза, и выражение его лица выражали участие.
— Мисс Клейнтьес, если бы речь шла о моем отце, я поступил бы точно так же, как вы. Вы совершили благородный поступок, — негромко сказал он. — Мы хотим поддержать вас.
Она кивнула и прикусила нижнюю губу, стиснув руки на коленях. За стеклами очков ее заплаканные глаза казались особенно большими.
— Нас интересуют только две подробности, способные пролить свет на ситуацию: во-первых, какие отношения связывают вашего отца и мистера Мпайипели? Во-вторых, какими сведениями он располагает?
— Я не знаю.
— Совсем не знаете? Даже не догадываетесь?
— Имена. Анкетные данные. Цифры. Какие-то сведения. Когда я спросила отца, что все это значит, он ответил: лучше мне не знать. По-моему… дело касается людей… — Взгляд Моники блуждал по фотографиям, черно-белым и цветным, которые висели на стенке, рядом с камином. На снимках были изображены разные люди.
— Каких людей? — Уильямс проследил за направлением ее взгляда и встал.
— Известных.
— А поточнее? — Он оглядел фотографии. Цветная семья на Трафальгарской площади: Джонни Клейнтьес, Моника, ей, наверное, лет пять, тогда ее ножки были полненькими и гладкими. Тогда они у нее еще были.
— Из АНК. Из руководства…
— Помните какие-нибудь фамилии?
На некоторых фото Клейнтьес был снят с теперешними членами правительства. На Красной площади, в Берлине — на фоне Берлинской стены. В Праге. Да уж, весьма характерные места для туризма во времена холодной войны.
— Он не говорил.
— Совсем ничего не говорил? — Уильямс посмотрел на свадебную фотографию Джонни Клейнтьеса. Мать Моники в белом; совсем не красавица, но гордая.
— Ничего.
Уильямс отвернулся от снимков и посмотрел на Монику.
— Мисс Клейнтьес, нам жизненно важно знать, какие именно сведения находятся сейчас
Руки вспорхнули с колен, слезы градом хлынули из глаз.
— Я не хотела ничего знать, а отец не хотел ничего говорить. Прошу вас…
— Понимаю, мисс Клейнтьес.
— Спасибо.
Он дал ей время успокоиться. Она потянулась за бумажными платками и негромко высморкалась.
— Итак, какие отношения связывают вашего отца и мистера Мпайипели?
— Отец знал его по общей Борьбе.
— Нельзя ли поконкретнее?
Моника взяла еще один платок. Сняла очки и тщательно вытерла слезы.
— Три недели… две или три недели назад отец пришел ко мне на работу. Раньше он никогда так не делал. Он принес лист бумаги. Сказал, что там записано имя и телефон человека, которому он полностью доверяет. Если с ним что-то случится, я должна позвонить Крошке Мпайипели.
— Крошке?
— Так у него было написано.
— Вы удивились?
— Я встревожилась. Спросила, почему с ним что-то должно случиться. Отец успокоил меня: ничего не должно случиться, это просто на всякий случай, подстраховка, как делаем мы в «Санламе». Тогда я спросила, кто такой Крошка Мпайипели, и он ответил: «Феномен».
— Феномен?
Моника кивнула:
— Потом он сказал: «Боевой товарищ». Крошка был его соратником, они вместе сражались с режимом апартеида. И, по словам отца, Крошка рос на его глазах.
— В годы Борьбы ваш отец находился в Европе?
— Да.
— Именно там он познакомился с Мпайипели?
— Наверное.
— Что было дальше?
— В случае, если что-то пойдет не так, отец велел мне найти Крошку. Потом я снова спросила, что должно пойти не так. Я заволновалась. Но он ничего не ответил. Заговорил о том, какой у меня красивый кабинет.
— И поэтому, когда вам позвонили из Лусаки, вы разыскали Мпайипели?
— Сначала я открыла сейф и достала оттуда внешний жесткий диск. На нем лежала записка. Имя и номер телефона. И я позвонила ему.
— А потом отвезли диск в Гугулету?
— Да.
— И попросили его переправить диск в Лусаку?
— Да.
— И он согласился?
— Он сказал: «Я многим обязан вашему отцу».
— «Я многим обязан вашему отцу».
— Да.
— У вас есть его фото?
Моника оглядела снимки на стене, как будто видела их впервые. Подтянула костыли и с трудом встала. Уильямс хотел остановить ее, уже жалея о своей просьбе.
— По-моему, нет. — Она пробежала взглядом по снимкам. Глаза ее снова наполнились слезами.
— С тех пор вы не связывались с мистером Мпайипели?
— Вы ведь прослушиваете мой телефон. Сами знаете.
— Мисс Клейнтьес, вы не догадываетесь, где сейчас находится мистер Мпайипели?
— Нет.
Радебе позвонил ей в оперативный штаб.
— Да?
— Группа, которая проводит поиск в архиве в Претории, закончила работу…
— И что?
— В архиве ничего нет. Никаких данных о Тобеле Мпайипели.
11