Остаться в живых
Шрифт:
В то утро Кос Кок услышал новости по радио в своей машине-развалюхе, а потом попал на передачу Джона Модизе и узнал о том, что по округе разъезжает «большой бедовый байкер-коса». Увидев у своей зимней квартиры огромный мотоцикл, он сразу все понял. Это дело рук Господа, Божий промысел, и он не намерен сидеть сложа руки, нет, он хочет помочь.
— Ты собираешься мне помочь? — спросил Тобела, чувствуя, что наелся до отвала, а бренди разогнало кровь.
— Да, брат мой. Кос Кок кое-что придумал.
Тигр Мазибуко построил бойцов «Альфы» возле вертолета. Дождь стал слабее; сквозь тучи иногда виднелись голубые проблески неба.
— Сегодня
Малыш Джо Морока молча кивнул.
— Я просто не выношу, когда обижают моих ребят, — заявил Мазибуко, которому было не по себе. Он видел, как устали его бойцы.
— Мы перебазируемся в Кимберли. В школу ПВО. Там нас ждет горячая пища и теплая постель. Команда «Браво» — в резерве. Армия и полиция организуют временные блокпосты.
Ребята заулыбались. Мазибуко хотел сказать что-то еще, восстановить связь между собой и ими, загладить свою вину, но нужные слова не шли в голову, и он коротко приказал:
— Залезайте, давайте поспим.
Аллисон Хили отыскала в справочнике адрес Джонни Клейнтьеса и приехала к нему домой. По мобильному телефону она вызвала из редакции фотографа, а потом набрала номер филиала банка «Абса», в котором работала Мириам Нзулулвази. Ей хотелось спросить Мириам, правда ли, что Тобела раньше занимался наркобизнесом. Однако ответа она не получила.
— Миссис Нзулулвази нет, — ответила администратор.
— Вы не скажете, где она?
— Ее увели.
— Кто?
— Полицейские.
— Полицейские?!
— Ей что-нибудь передать?
— Нет.
Аллисон Хили огляделась. Перед ней разворачивалась живописная панорама. Ей захотелось остановиться, передохнуть, но стоянки поблизости не было; пришлось ехать дальше. Руки у нее дрожали. Она поискала в списке контактов номер пресс-секретаря ЮАПС и нажала кнопку.
— Ник, это Аллисон. Мне нужно знать, зачем вы арестовали миссис Мириам Нзулулвази. Для допроса?
— А я все ждал, когда ты позвонишь.
— Значит, она у вас?
— Аллисон, понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Мириам Нзулулвази — гражданская жена Тобелы Мпайипели, которого ищут спецслужбы. Ее работодатель сказал, что полиция арестовала ее прямо на работе.
— О нем я слышал, а о ней ничего не знаю.
— Выяснить можешь?
— Не знаю…
— Ник, я тебя прошу…
— Посмотрим. Я тебе перезвоню.
— И еще одно. Ходят слухи, будто Мпайипели торговал наркотиками в районе Кейп-Флэтс…
— Ну и что?
— Кто может быть в курсе?
— Рихтер. Из отдела по борьбе с наркотиками.
— Ты спросишь?
— Ладно.
— Спасибо, Ник.
— До самой смерти я буду нести ответственность за этого человека, — заявил министр лесного и водного хозяйства.
Он сидел против окна, и лучи восходящего солнца образовали вокруг его головы подобие нимба. Янина Менц подумала: отчего у него такой глухой голос? Не от переживаний ли?
— Я тогда был начштаба. Мне предстояло принять решение. Мы столь многим были обязаны немцам. — Он потер ладонями широкое лицо, как если бы пытался стереть с него какую-то отметину. — Сейчас это уже несущественно. — Министр подался вперед, поставил локти на колени и сдвинул ладони, словно собирался молиться. — Каждые полгода ко мне приезжал очередной гость из Берлина. То был визит доброй воли, как говорится. Все только на словах, ничего не записывалось. Так сказать, дипломатический жест. Он сообщил об успехах Крошки. Очень хвалил его. «Это гордость
Он медленно покачал головой из стороны в сторону, вспоминая то невероятное время. Ненадолго он забыл о присутствующих; целую минуту или дольше его словно не было в кабинете. Когда он снова заговорил, голос его звучал по-другому:
— Он приходил ко мне. За два месяца до выборов девяносто четвертого года. Моя секретарша… знаете, тогда ко мне приходило столько народу, она просто не передала мне, что он ждет. Она считала, что поступает правильно, не пуская ко мне посетителей. Гораздо позже, как-то вечером, она вошла и сказала: «Там сидит такой рослый парень — он не уходит». И когда я вышел взглянуть, то увидел его. Вид у него был виноватый. Он сказал, что ему жаль беспокоить меня. — Министр снова покачал головой. — Жаль меня беспокоить!
Янина Менц гадала, куда клонит министр лесного и водного хозяйства. Да и есть ли какая-то цель в его рассказе? В ней вскипало нетерпение.
— В тот день мне стало стыдно. Он рассказал, что произошло после падения Берлинской стены. Его немецкие хозяева вдруг исчезли, испарились. Ему перестали платить. Он не знал, куда податься. Кроме того, на него объявили охоту, потому что Запад добыл архивы Штази, и он знал, что скоро за ним придут. Он очутился в новом мире, где все стремились забыть о прошлом, кроме тех, кто на него охотился. В нашем лондонском отделении его никто не знал; сотрудники там были новые, они не слыхали о нем. Им было не до него. На некоторое время он залег на дно, а когда наконец вернулся на родину и пришел ко мне в поисках работы, я обещал помочь, но потом были выборы, новое правительство. И я забыл о нем. Просто забыл!
Министр лесного и водного хозяйства поднялся, хмуро посмотрел на Янину.
— Я напрасно трачу ваше время, — произнес он. — Это я во всем виноват, я должен принять вину на себя. Я виноват в том, что он нашел другие источники средств к существованию. Но вот что я хочу сказать. С этим человеком что-то случилось, потому что, если бы он был прежним Умзингели, у вас было бы уже по меньшей мере четыре трупа. Если сумеете понять, почему он их пощадил, у вас появится возможность взять его.
21
— Спасибо, сэр, — сказала она маленькому зулусу, когда они вышли на лестничную площадку.
Он остановился; лоб его пересекла глубокая складка.
— Не за что, Янина. Я просто был откровенен. Я в самом деле считаю нашу операцию беспрецедентной.
— Спасибо, сэр.
— Почему вы ничего не сказали?
— О том, что ваше имя было в списке?
Директор кивнул.
— Я не сочла эти сведения нужными.
Директор еще раз кивнул и медленно начал спускаться по ступенькам. Янина Менц осталась на месте.