Остаться в живых

Брэнд Макс

И вот теперь огромная процессия разгневанных горожан шествовала по улицам Кэтхилла с плакатами-лозунгами: «Правосудие важнее денег», «Справедливость выше капитала», «Деньги не дают права убивать» и так далее и тому подобное.

Волнения в городе продолжались довольно долго.

После ужина я лег спать, шум за стенами тюрьмы еще не утих. К тому моменту я окончательно уверовал, что повешения мне не избежать, теперь это лишь вопрос времени, а поэтому, наверное, будет даже лучше, если они прорвутся в тюрьму, вытащат

меня и вздернут на ближайшем суку. Какой смысл томиться ожиданием неделю за неделей?

С такими мыслями я и уснул, а наутро, едва проснувшись, узнал от Джорджа о последних событиях — озлобленность против меня горожан возрастала катастрофически.

После завтрака мне разрешили побриться, а затем прибыл первый в тот день посетитель. Им оказался высокий мужчина с плоской физиономией и широким, но таким тонкогубым ртом, что создавалось впечатление, будто верхней губы у него нет вовсе. Сдвинув на затылок шляпу и вставив большие пальцы в карманы жилета, незнакомец долго смотрел на меня сверху вниз.

— Что, малыш, вляпался, а? — спросил он.

Я, не сводя с него глаз, свернул сигаретку, прикурил и, щелкнув пальцами, стрельнул спичкой сквозь решетку так, что она упала на пол у самых ног незваного гостя.

Тюремщик, здоровенный, покрытый шрамами детина по фамилии Дженкинс, стоял рядом, тупо взирая на нас исподлобья. Незнакомец повернулся к нему.

— Исчезни, братишка, — потребовал он. — Мальчуган разговаривает сейчас со своим адвокатом, и он имеет право потолковать без свидетелей.

Тюремщик молча пожал плечами и побрел куда-то, насвистывая и позвякивая связкой ключей.

— Ты — крутой, да? — ухмыльнулся мне тонкогубый. — Так могу тебя уверить, в здешних краях — чем круче яйца, тем скорее лопается скорлупа!

— Кто ты такой и что тебе нужно? — спросил я.

Сдвинув шляпу еще дальше на затылок, он важно изрек:

— Я представитель защиты.

— Чьей защиты?

— Твоей.

— Ты — не мой адвокат, — возразил я.

— Представь себе, именно твой, — твердо стоял он на своем.

— С какой стати? — удивился я.

— Меня наняли Порсоны.

В тот же миг все заклокотало во мне от бешенства и омерзения к Порсонам. Как же, они горой стояли за меня, до такой степени беспокоились и хлопотали, что такого скользкого, грязного типа, заносчивого прохвоста, дешевого бездарного адвокатишку наняли для дела, требующего подлинного таланта, глубоких юридических познаний и ораторского искусства, либо же вообще ничего, никакой защиты. Таким образом Порсоны умывали руки от этой истории. Теперь они могли клясться, будто сделали для меня все возможное, наняли адвоката, прямо-таки в лепешку расшиблись.

Я без труда вообразил, как этот прощелыга, стоя перед присяжными, будет добиваться моего освобождения!

Но с другой стороны, только полный идиот откажется от последнего шанса на спасение,

как-никак утопающий и за соломинку схватится. Поэтому я спросил:

— Ну, хорошо, каковы же мои шансы? И кстати, как мне тебя называть?

— Зовут меня Сидней Джоунз, — представился крючкотвор. — И не советую так дерзко разговаривать со своим защитником.

— Не я тебя выбрал, — одернул его я. — Но если нет возможности заполучить коня, волей-неволей довольствуешься мулом. Вот такие дела.

Он надвинул шляпу на лоб так низко, что глаза спрятались в ее тени, и со злобой процедил:

— Вижу, мы вряд ли далеко продвинемся, но я обязан выполнять свой долг, даже если ты и дальше будешь вести себя как осел!

Я пропустил этот выпад мимо ушей.

— Каков твой план защиты?

— Чистосердечное признание, — без запинки выдал адвокат.

— В чем?

— В убийстве Джоша Экера.

— Все и так знают, что я его убил. Но любому дураку известно, что Джош два раза выстрелил до того, как я выпустил пулю.

— Да что ты говоришь? — издевательски фыркнул Джоунз. — А тебе невдомек, что один из свидетелей собственными глазами видел, как ты шлепнул парня, прежде чем он вытащил револьвер.

— Этот свидетель — лжец! — заорал я. — Этот аптекарь, этот мошенник с вытянутой физиономией…

Сидней Джоунз резко оборвал меня:

— В этом городе лжецов нет, это относится и к свидетелю обвинения. А как город считает, так оно и есть. Только от него зависит, быть тебе повешенным или нет. Меж тем сейчас все считают тебя виновным.

— Но, — начал было я, — Порсона пригласили сюда и…

— Заткнись-ка лучше! — бесцеремонно перебил меня этот защитничек. — Ты намерен и дальше со мной препираться или прислушаешься наконец к здравому смыслу?

— Продолжай, — любезно разрешил я.

— Ты виновен, потому что так хочет весь город. Мне лично сто раз плевать, виноват ты или нет. Мое дело — спасти тебя от виселицы. А единственный способ добиться этого — заключить сделку с обвинителем, что при нынешнем раскладе чертовски сложно. Пока не могу ничего гарантировать, но, надеюсь, мне удастся его уговорить… Если ты признаешь свою вину, обвинитель, я думаю, согласится ходатайствовать перед судом о помиловании: ну, там молодость, первое нарушение, да еще, быть может, немного спиртного…

— Я ничего не пил, ни капли! — возмутился я.

Джоунз назидательно поднял указующий перст:

— Если я говорю, что ты пил, подтвердишь как миленький. Не ставь мне палки в колеса, и, скорее всего, приткнув небольшую сумму куда следует, я сумею вытащить тебя из петли с двенадцати-четырнадцатилетним сроком.

— Что? С каким сроком? — завопил я, не веря собственным ушам.

— Но-но, спокойнее, — предупредил адвокат.

— Ты говоришь о двенадцати, а то и четырнадцати годах тюрьмы?