Оставить на память
Шрифт:
Она просто хотела, чтобы всё это кончилось. Забыться или потонуть в бессознании, чтобы защитить себя от жестокой реальности. Как когда её брак стал рушиться, она воображала, что находится в безопасном месте — в бабушкином доме. И сейчас ей нужен был кто-то, кто смог бы её защитить. Она вызвала в своём сознании облик того, кто никогда бы не посмел поднять на неё руку. Она пыталась спастись в образах теплых объятий и ласковых глаз, нежных прикосновений и слов.
"Генри".
Она вспоминала его улыбку, смех, поцелуи, полные нежности, и цеплялась
Где сейчас её любимый? Что делает? Знает ли, что им угрожает опасность? Конечно, нет. Они созвонивались лишь вечером, а судя по тому, что солнце ещё высоко, Генри не скоро спохватится. Но сколько времени она была в отключке? Несколько часов? День? Судя по знакам, что проезжали по дороге, они всё ещё в Норвегии. Она не чувствовала солёного вкуса моря и крик чаек, значит они далеко отъехали от побережья. Куда они ехали, на север или юг? Ника уже ничего не понимала.
Он не узнает… не узнает о том, куда их увезли. Она и сама не имела ни малейшего понятия. Она даже не была уверена, что Влад сдержит слово и оставит их в живых. Они просто исчезнут, растворятся, и Войт никогда их не найдёт.
Но Генри точно будет знать, кто виновен в их исчезновении. И что тогда? Пустится по следу Влада? И что будет, если он найдёт его?
Ника сплёвывала кровь, которая скапливалась во рту. Находясь на грани сознания, она услышала, как рядом тормозит ещё одна машина. Сердце её забилось быстрее в надежде, что ей придут на помощь. Но как только хлопнула дверь, она услышала знакомый голос, который с недавних пор ненавидела так же сильно, как боялась Влада.
— В чём дело? Почему ты… — Лида замолкла на полуслове. Ника приоткрыла глаза, но вспухшее веко мешало ей разглядеть всю картину. Её бывшая няня заметила её распростёртое тело и, вопреки ожиданию, на её лице она заметила что-то похожее на жалость.
— За что ты её так? — она повернулась к брату, который рассматривал лежащую перед ним девушку, словно грязь на своём ботинке.
— Брыкается и хамит.
Снова послышался щелчок, и задняя дверь второй машины приоткрылась. На землю аккуратно ступила крохотная ножка, обутая в ботинок, и из салона неуверенно вышла Марго. Девочка не была напугана, скорее ею двигало любопытство. Но стоило ей увидеть лежащую на земле мать, как её глаза распахнулись в испуге.
— Мама?
Лида обернулась на её голос.
— Мама! — девочка ринулась к матери. Быстро как только позволяли её маленькие ножки. Но Лида остановила её, прежде чем она добежала к своей цели, и подхватила на руки. Марго отбивалась и царапалась, стараясь вырваться. Звала мать и визжала изо всех сил, кусалась и била кулачками. Но что могла сделать слабая хрупкая девочка в руках взрослой женщины?
— Отпусти! Отпусти меня! Мама! — её личико раскраснелось, осыпанное горстью слёз. Она тянула руки к матери, даже не понимая, что всё бесполезно, что она ничем ей не поможет.
— Убери её! — рявкнул Влад и указал Лиде на машину. Та послушно отошла и села на заднее сиденье, всё ещё удерживая брыкающуюся Марго. Она что-то говорила
Она протянула в сторону машины руки, будто бы могла остановить эту женщину, что забрала у неё дочь. Но единственное, что сейчас могла Ника — это издать негромкий стон и всхлипы.
— Прошу… прошу… не трогай её.
Из-за боли она с трудом произнесла даже эти слова. Язык распух и не слушался, будто она его прикусила, а кровь всё так же наполняла рот.
Влад, услышав её мольбы, подошёл ближе и присел перед ней на корточки. Его, видимо, её внешний вид сейчас совершенно не волновал. Он смотрел на неё, не отводя глаз, почти с лаской, и убрал налипшие волосы с её лица.
— Что ты… хочешь?
— Я хочу, чтобы ты страдала, — на его лице расплылась улыбка. — Также, как мне пришлось страдать в застенках из-за твоего предательства. Ты ведь знаешь, что всё, что принадлежит мне, я никогда не отдам — будь то машина или жена.
Он разглядывал её лицо, словно любуясь картиной художника. Да, он славно постарался в этот раз. Едва можно было разглядеть когда-то такие яркие зелёные глаза. Тонкий нос распух, губа порвалась. И кровь… всё украшала кровь. Воистину, это его шедевр! Теперь она сделает всё, что он потребует… Нет, ему даже требовать не придётся.
— Лида мне не указ. Все её просьбы сохранить твоей дочери жизнь я могу послать к чёрту, как и саму мою сестрёнку. Лида иногда может быть полезной, но порой бывает такой… занудой. Хочешь, чтобы с мелкой ничего не произошло? Будешь делать всё то, что я скажу. Скажу сидеть — ты будешь сидеть. Скажу улыбаться, ты будешь улыбаться. Молчать — значит будешь молчать!
— Я сделаю… я сделаю! — Нике удалось приподнять голову. Она сквозь слёзы видела довольное лицо Влада. Он победил. Знал, что ради дочери она поступится своей гордостью, здоровьем, желаниями… жизнью. — Только не трогай её. Пожалуйста.
Влад довольно кивнул и погладил Нику по голове. Как собаку. А она была готова целовать его руки за то, что оставил их в живых.
— Вот так. Я держу слово, ты знаешь. С ней всё будет хорошо, если ты будешь послушной. Лида хорошо её воспитает.
Ника в неверии замотала головой.
— Нет. Нет, Влад. Она… она моя, — ей удалось зацепиться за его брюки, но пальцы тут же соскользнули, когда он резко встал. — Не делай так. Прошу, оставь её со мной.
Он пинком отбросил тянущиеся к нему руки.
— Ты, дорогая, конченная наркоманка. Если сейчас взять у тебя кровь на анализ, он покажет столько запрещённых веществ, что ни один суд не оставит с тобой ребёнка. Это тебе не Россия, детка, где могут закрыть глаза на моральный облик матери. Тут тебя лишат прав в один момент. И ты больше никогда не увидишь свою дочь. Будешь умолять и ползать у меня в ногах, чтобы я позволил тебе хотя бы сказать, что с ней происходит. Теперь ты понимаешь, что я могу?