Оставить на память
Шрифт:
— Об этом не знает даже его мама. Не о нашей женитьбе, не о суде. Ты первая, — попыталась она оправдаться. — Генри и Марта два месяца назад оформили развод, не привлекая к себе внимания прессы, а две недели назад он сделал мне предложение. Мы оба не хотели праздника, в последнее время к нам и так приковано слишком большое внимание. Надеюсь, ты не в обиде, что я не позвала тебя на свою свадьбу?
— Ну… — глаза Ани покраснели. — Вообще-то немного обидно. — Она усмехнулась, и одинокая слеза прочертила её лицо. — Но я рада за вас. Понимаю, лишняя шумиха вам сейчас
Тогда Аня потребовала с Ники обещание в любом случае быть рядом с ней у алтаря. И сегодня она исполнила свой долг.
Ника подошла к невесте и поправила вуаль и несколько прядок в её причёске.
— Спасибо тебе ещё раз, что спасла нас, — она обняла Аню и почувствовала ответное объятие.
— Я бы себя не простила, если бы не сделала всё возможное и невозможное, — ответила её подруга.
— Я слышала, что ты обещала Полу Гитису придушить его своими собственными руками.
Аня рассмеялась.
— За что попросила у него прощение почти сразу.
В дверь туалета постучали, и раздался голос Павла:
— Я знаю, что ты там куришь. Вонь идёт даже из-за закрытой двери. И владельцы особняка уже выписали мне штраф, который тебе придётся отработать.
Его голос не был столько раздражённым, сколько заигрывающим, не оставлявший и тени сомнения, что за фразой про отработку штрафа, скрывалось что-то фривольное. Аня вновь засмеялась и распахнула дверь в притворном испуге.
— О нет! Что я натворила? Надеюсь, штраф не будет непосильным для меня?
— Посмотрим, — Павел игриво поцеловал свою жену за ушком и увлёк за собою в зал.
Ника, наблюдавшая за их заигрываниями, проводила их взглядом и обернулась к зеркалу, осмотрев себя с головы до ног. Раны на её лице зажили, оставив маленький шрам над бровью. Тело избавилось от синяков и переломов, только иногда боли в боку давали о себе знать. Сегодня впервые за несколько месяцев она надела привычное для неё элегантное платье и высокие каблуки, хотя в Норвегии стала привыкать к свитерам и тёплым штанам. Волосы были уложены элегантными локонами на одно плечо, открывая тонкую шею, на которой поблёскивал точно такой же крестик, который Генри подарил Марго. Он сделал копию украшения и отдал ей в день их свадьбы.
Она всё ещё не могла привыкнуть к тому, что выглядит как прежде. Впервые взглянув на себя в больнице, она в ужасе отвернулась от зеркала и расплакалась. Врачи думали, у неё случился срыв из-за того, что Ника решила, что её внешность не станет прежней. Но смотря на своё отражение она вновь и вновь воскрешала в своей памяти страшные моменты произошедшего с ней. К ним примешивался страх за Марго, и мрачные мысли тягучим покрывалом оплетали её плечи. И только когда синяки стали бледнеть, а раны затягиваться, её тревоги стали отступать.
Ника вышла в зал, где среди аккуратно расставленных столиков, танцевали жених и невеста в компании многочисленных гостей. Она заметила среди толпы своего мужа, держащего дочь на руках и пытающегося выделывать что-то похожее на вальс. Генри за
Марго на его руках улыбалась. Ей явно доставлял удовольствие этот нелепый танец. Сегодня она наконец веселилась от души, выбравшись из своего кокона, и даже успела подружиться с другими детьми. Но всё равно немного сторонилась шумной компании. Она стала называть Генри папой ещё в больнице, когда отказывалась слезать с его рук. Врачи с трудом уговорили её на то, чтобы она отпустила его на время, пока они обрабатывали ей раны. В машине скорой она молчала, пребывая в оцепенении, и первой фразой, что она сказала в больнице была "Папа, ты будешь рядом?"
Ника остановилась рядом с их столиком, наблюдая за танцем отца и дочери, чувствуя как тепло растекается в её груди. Всегда, когда она смотрела на них, на неё опускалось ощущение безмятежности, будто душа обретала желанный покой. Им троим давно не хватало праздника и тёплой компании. А здесь и сейчас они наконец смогли почувствовать себя расслабленно.
Генри завидел наблюдающюю за ними жену и, опустив Марго на пол, протянул ей руку. Малышка постояла в нерешительности пару секунд, а затем вприпрыжку побежала к детскому столу. Ника коснулась его руки и крепко ухватилась за ладонь. Войт обнял её за талию и прижал к себе. Он вёл уверенно, и в его объятиях было так спокойно. Его борода щекотала ей щёку, а она вдыхала аромат дорогого парфюма. Кажется, он в первый раз за всё время, что они были вместе, позволил себе нанести аромат на кожу. Ей нравился этот запах, но он никогда бы не сравнился с его естественным мужским ароматом, который она вдыхала каждый раз, находясь с ним рядом, и от которого кружилась её голова. В первый раз он надел при ней что-то кроме футболки и джинс. Они впервые танцевали…
Как много ещё будет этих "первых раз"? Как много им ещё предстоит узнать? И это вовсе не пугало, ведь они принимали друг друга со всеми недостатками, познавали лучшее и худшее в своих характерах. Даже успели поссориться на пустом месте. И ей хотелось этого также как и ему — ссориться и мириться, обижаться и заниматься любовью, плакать и радоваться. Главное, через всё это хотелось пройти вместе.
— У нас не было первого танца, — прошептал Генри. — Будем считать, что это он, миссис Войт.
— О нет, — усмехнулась Ника. — Миссис Войт — это твоя мама.
— Хорошо. Моя любимая, моя желанная, мать моего ребёнка, — каждое ласковое обращение он подкреплял поцелуем, от которых по её телу прокатилась волна жара.
Ника посмотрела на него из-под ресниц, и румянец разлился у неё по щекам.
— Детей…
Генри остановился. Его сладкая улыбка сменилась озабоченностью.
— Это мой свадебный подарок тебе, — улыбнулась Ника. — Ты ведь сказал, что хочешь увидеть как растёт твой ребёнок.