Оставленные
Шрифт:
– Я знаю, что это похоже на попытку гасить огонь бензином, – начал Алан, но я должен сказать, что это очень грязное дело, и тебе следует держаться от него как можно дальше.
– Черт возьми, ты уже распалил мой огонь, – воскликнул Бак. – Так в чем же дело?
– Они говорят, что это самоубийство, но…
– Но ты и я знаем, что это чепуха. Что говорит за это? Ты-то сам был на месте?
– Да. Выстрел в висок. Пистолет в руке. Записки нет.
– Пропало что-нибудь?
– Похоже, что нет.
– Не знаю!
– Рассказывай… Дирк увлекался построением теории заговоров и все время разнюхивал что-то насчет связей Тодд Котрана с международными финансистами, его роли в конференции о системе трех валют, его близости с твоим Стонагалом.
– Алан, на эту тему написано множество книг. Люди увлекаются тем, что приписывают все зло Трехсторонней комиссии, иллюминатам, даже масонам. Дирк считал, что Тодд-Котран и Стонагал были членами какой-то организации, которую он называл Советом десяти, или Советом мудрецов. Ну и что? Это же совершенно безобидно.
– Но если мы имеем служащего, стоящего на несколько ступенек ниже главы фирмы, и он подозревает своего босса в каком-то заговоре, у него могут возникнуть неприятности…
Бак вздохнул:
– В таких случаях обычно вызывают на ковер, может быть, даже увольняют. Но объясни мне, почему его убивают или толкают на самоубийство.
– Короче, вот что, Камерон, – сказал Алан. – Я знаю,
что его убили.
– Вот именно. Я тоже в этом уверен. Потому что никогда не замечал у него склонности к суициду.
– Они стараются пришить это к его скорби в связи с утратой близких людей в этом великом исчезновении. Но это явно не проходит. Насколько мне известно, он не потерял никого из очень близких людей.
– Но ты знаешь, что он был убит? Очень сильное утверждение для следователя.
– Я знаю, потому что я знал его, а не потому что я следователь.
– А вот это не пойдет, – сказал Бак. – Я тоже могу сказать, что знал его и что он не мог совершить самоубийство. Но это моя личная предвзятая точка зрения.
– Камерон, это так просто, что было бы штампом, если бы Дирк не был нашим другом. Вспомни, за что мы все время подшучивали над ним?
– За многое. Ну и что?
Мы смеялись над ним за то, что он такой увалень.
– Да. И что?
– Если бы он был с нами сейчас, где бы он сидел? До Бака вдруг дошло, к чему клонит Алан:
– Он сидел бы по левую руку от одного из нас. Он был немного увальнем, потому что он был левшой.
– Он был убит выстрелом в правый висок. А то, что было названо орудием самоубийства, было найдено в его правой руке.
– И что же сказали твои начальники, когда ты сообщил им, что он был левшой и это было убийством?
– Ты первый человек, которому я сказал об этом.
– Алан, что ты говоришь!?
–
– Чего ты боишься?
– Я боюсь того, кто стоит за убийством Дирка.
– Но за тобой весь Скотланд-Ярд, дорогой. Ты сам называешь себя офицером правопорядка, и ты позволишь, чтобы это сошло им с рук?
– Да. И ты поступишь так же!
– Ну, нет. Тогда я не смог бы жить дальше в ладу с самим собой.
– Если ты попытаешься что-то сделать, ты просто лишишься жизни.
Бак подозвал официантку и заказал чипсы. Она принесла тарелку, переполненную жирным месивом. Это было как раз то, что надо. Эль уже начал действовать на него, а сандвича явно было недостаточно. Он чувствовал легкое головокружение. Но теперь он уже опасался, что ему не скоро захочется есть.
– Я слушаю, – шепотом сказал он. – Так кто тебя так достал?
– Если ты мне веришь, тебе это очень не понравится.
– У меня нет никаких оснований не верить тебе, и мне это уже не нравится. Ну так открывай тайну.
– Смерть Дирка была инсценирована как самоубийство. На месте все было прибрано. Тело кремировано, Я предлагал произвести аутопсию – меня подняли на смех. Мой начальник, капитан Салливен, спросил, что, по моему мнению, может дать аутопсия. Я показал ему, что на теле были царапины, ссадины, следы борьбы. Он спросил, уж не думаю ли я, что покойный мог бороться с самим собой, прежде чем застрелиться. Мне ничего не оставалось, как придержать язык.
– Почему?
– Я почувствовал, что дело дурно пахнет.
– А что если я опубликую эту историю в международном журнале, указав на несоответствия? Это должно как-то повлиять.
– Я уже сказал тебе, чтобы ты отправлялся домой и забыл о том, что вообще что-либо слышал об этом самоубийстве.
Бак посмотрел на него с недоверием:
– Никто не узнает, что я был здесь.
– Возможно, это и так, но легко предположить, что ты был здесь. Я-то вот не был удивлен, что ты приехал.
– А почему бы и нет? Мой друг умер, якобы наложив на себя руки. Я не могу пройти мимо.
– Теперь ты пройдешь мимо!
– Ты думаешь, я буду таким же трусом, как ты?
– Камерон, ты знаешь, что это не так.
– Теперь я сомневаюсь, что вообще знаю тебя! Я думал" что мы родственные души, фанатики справедливости, искатели истины. Я – журналист. Ты следователь. Как можно отступать от истины, особенно если она касается друга?
– Ты так и не понял меня! Мне было приказано отшить тебя, если ты здесь появишься.